он уснет, комары искусают Клауди так, что мама родная не узнает… Да есть ли у нее мама? Если бы была, то ни за что бы не отпустила свою маленькую дочурку в такую даль. Да еще одну-одинешеньку. Странные привычки у высокородных!

Клаусу доводилось видеть аристократов только издали, когда те изредка покидали свои замки, чтобы поохотиться. Они выезжали целыми кавалькадами под пение труб и лай собак. Кони цокали копытами. Развевались плащи и флаги с родовыми гербами. Аристократы смеялись и грубо покрикивали на своих слуг. В лесу в этот момент становилось тихо. Зверье пряталось по норам. Даже птицы замолкали. Никому не хотелось оказаться у людей на пути. Однако спрятаться не получалось. Охотничьи псы поднимали лис и волков. Вспугивали куропаток. Заставляли кабанов и оленей мчаться под арбалетные выстрелы. Когда охота заканчивалась, лес еще долго не мог успокоиться, зализывая раны и оплакивая потерянных сородичей. Клаус ненавидел высокородных убийц, которые лишали зверье жизни ради развлечения.

И вот эти надменные болваны, которые шагу не могли ступить без своры слуг, невесть куда отправили юную девчонку в полном одиночестве? А может быть, она просто сбежала? Это больше похоже на правду. Но от кого и куда?! Впрочем, это не его дело. Пока их дороги совпадают, он будет рядом. А перестанут совпадать… Ну что ж, не может же он ради нее пожертвовать своей мечтой? Самая прекрасная на свете девушка ждет его на вершине Разлучной горы… Там ей наверняка одиноко и холодно, и, может быть, даже угрожает опасность, похуже кровожадного болотного ковра… О, пусть только какая-нибудь тварь попробует сунуться к ней! Уж он-то ей покажет… Юный дровосек не заметил, как задремал. Во сне он карабкался на гору с двумя вершинами и все никак не мог решить, с какой из них раздается крик о помощи.

Дровосек вздрогнул и проснулся. Костер почти прогорел, но в мерцании угольев было хорошо видно, что девушка спит, закутавшись в просторную и теплую куртку своего спутника. Крик повторился. Вернее, это был не крик, а лошадиное ржание. Клаус вскочил и прислушался. В ночной тишине отчетливо разносились звуки, и юноша явственно разобрал фырканье, топот и скрип колес. К месту их с Клауди ночевки двигалась какая-то повозка. Дровосек понимал, что горящий костер хорошо виден в безлунной тьме, но гасить его было поздно. Если возница направляется сюда, он уже не проедет мимо. Оставалось ждать. На всякий случай Клаус вытащил из колчана лук и наложил на него стрелу, хотя натягивать тетиву не стал.

Повозка приблизилась. Стал различим тусклый фонарь, что раскачивался на конце дышла, к которому была привязана постромками пара лошадей. Юному дровосеку пришла в голову мысль, что не мешает разворошить угли и подкинуть еще дровишек, дабы осветить окрестности. Потому что сейчас неведомый возница видит Клауса, а Клаус его — нет. Юноша опустил лук и потянулся к куче хвороста. Топот и скрип прекратились — повозка остановилась. Дровосек взял ветку, но не стал подкидывать ее в костер, а сунул в угли и, когда та занялась, поднял над головой. Импровизированный факел озарил поляну, черные морды лошадей и крышу высокой кареты. И фигуру мужчины в темном плаще.

— Простите, сударь! — произнес он. — Я не хотел напугать вас.

— Вы меня не напугали, — соврал Клаус. — Что вам нужно?

— Мой хозяин заметил огонь из башни своего замка и велел мне привезти путников, которые коротают ночь у костра.

— Это очень любезно с его стороны, — пробормотал юноша. — Только стоило ли беспокоиться? Я и моя спутница… Мы не впервые ночуем под открытым небом.

— Я полностью одобряю решение моего хозяина, — откликнулся возница. — По ночам здесь нередко бродят волколаки… Они имеют обыкновение нападать перед рассветом, когда тяжелая дрема охватывает даже самых бдительных сторожей.

При упоминании волколаков — громадных серых хищников, убивших его отца, — Клауса передернуло.

— В таком случае мы будем счастливы воспользоваться гостеприимством вашего хозяина, — торопливо проговорил он.

Он наклонился, чтобы разбудить Клауди, но незнакомец опередил его.

— Не стоит будить вашу спутницу, — сказал он, наклоняясь и осторожно беря девушку на руки. — Похоже, у нее был тяжелый день. В карете мягкие рессоры, а лошади могут ступать тихо. Будет лучше, если это дитя проснется уже в мягкой и теплой постели.

Возразить на это было нечего, и дровосек принялся быстро собирать все еще развешанную на кольях одежду и поклажу, разбросанную вокруг. Возница тем временем отнес спящую Клауди в карету и вернулся, чтобы помочь юноше уложить пожитки в багажный короб на запятках. Освободив руки, Клаус хотел было вернуться к костру, чтобы загасить его, но незнакомец опять его остановил.

— Оставьте костер как есть, — сказал он. — Если волколаки следят за ним, пусть думают, что вы все еще здесь. Садитесь рядом со мною, юноша, и держите свой лук наготове.

— Меня зовут Клаус, — представился дровосек.

— Очень приятно, — отозвался возница. — Мое имя Барри. Я единственный слуга своего хозяина.

— А кто ваш хозяин? — поинтересовался юноша, взбираясь на облучок вслед за возницей.

— Волшебник и мудрец, — коротко ответил Барри.

Клаус сразу вспомнил о своем наставнике Бернаре и решил, что волшебник и мудрец — это хорошо. Возница негромко щелкнул вожжами, и пара вороных тронула карету с места. Дровосек думал, что они будут ехать тихо, стараясь не привлекать к себе внимания злобных тварей, но не тут-то было. Вороные рванули так, что, казалось, колеса кареты вот-вот оторвутся от земли. При этом совершенно не чувствовалось тряски. Барри оказался прав: рессоры у этой повозки были превосходными. Ночной воздух свистел в ушах, но Клаус пристально всматривался во тьму, надеясь успеть различить зеленые точки волколачьих глаз до того, как их обладатели вцепятся лошадям в холку. Фонарь на дышле мотался из стороны в сторону и почти ничего не освещал. Непонятно было, как возница и его лошади разбирают дорогу. Видимо, они ее хорошо знали.

Вдруг дровосек заметил длинную серую тень, что неслась рядом с упряжкой, и понял, что проворонил приближение волколаков. Он впервые увидел этих кровожадных хищников воочию. Прежде довольствовался лишь картинками в книгах и омерзительной головой, которая была прибита над судейским столом в магистрате. Однако Клаус никогда еще не стрелял в живое существо, хотя мог расщепить своей стрелой ту, что уже торчала посередине мишени. Правда, учитель говорил ему, что волколаков нельзя считать живыми существами в истинном смысле, ибо они порождения Прόклятых, а не Светлых Сил. И все же рука не поднималась спустить тетиву. Неизвестно, чем бы кончилась эта погоня, если бы Барри не заметил его нерешительность.