Следом за Герингом к микрофону поочередно подходили остальные обвиняемые, и каждый эхом повторял за другими:

– Невиновен…

– Невиновен…

– Невиновен.

– Вот ведь мерзавцы, – не выдержала Грета. – А поглядеть на них, кажется, они думают, что они национальные герои!..

Со всех сторон согласно закивали.

Волгин задумчиво поглядел на плавно колыхающуюся шляпу Греты, потом наклонился к Зайцеву.

– Ты слышал? У нее сегодня концерт на площади.

– Ага, – подтвердил Зайцев. – Любишь музыку?

– Нет, – сказал Волгин, – не в этом дело.

– А я б сходил, но Мигачев, как назло, делами нагрузил. – Зайцев досадливо поморщился. – Жаль!

– Как считаешь, там будет много народу?

– Шутишь! – тихонько засмеялся Зайцев. – Это же такое событие!.. Весь город будет! Наверняка не протолкнуться. А что?

– Да ничего. Просто спросил…

– Ты никогда не спрашиваешь просто так.

– Не отвлекайся, – сказал Волгин.

Он уже знал, что обязательно придет на концерт.

11. Концерт

Площадь до краев была полна народу. Здесь были и горожане, и солдаты союзных войск, чаще других встречались американцы. Кто-то из зрителей приволок из дома благородные венские стулья с изогнутыми спинками, кто-то соорудил скамью, положив доски на кирпичи.

В отдалении плотной группой под надзором охранников топтались немецкие солдаты из числа военнопленных.

На тяжелых грузовиках были расставлены огромные армейские прожектора, они, вспарывая ночь, освещали наскоро сколоченный дощатый помост, над которым вместо занавеса была развешана парашютная ткань.

Справа от помоста разместился небольшой оркестрик. Музыканты листали ноты и настраивали инструменты, пианист наигрывал легкую мелодию на разбитом пианино, которое невесть откуда раздобыли специально для этого вечера.

Волгин протискивался сквозь плотную толпу, разглядывая собравшихся и вслушиваясь в многоязыкую речь. Столько лиц – и молодых, и старых, и мужских, и женских. Но Кольки среди них не было.

Перед сценой расположились фотографы и журналисты. Нэнси была в первых рядах, она цепким взглядом моментально выхватила Волгина из толпы.

Перед журналистами выступал уже знакомый Волгину герр Швентке. Завидев капитана, он приветственно приподнял шляпу, продолжая говорить.

– Это и есть возрождение нации, – говорил Швентке, – когда к нам возвращается наша самая известная артистка и дает бесплатный концерт для жителей города. Мы мечтали об этом столько лет!..

Пианист сменил ритм и принялся играть бравурное вступление. Трубы и скрипки подхватили.

Лучи зашевелились, импровизированный занавес осветился изнутри, на нем возникла огромная, но при этом изящная тень. Тень двинулась, уменьшаясь в размерах, и вот уже можно различить очертания грациозной фигуры.

Тень вскинула руки кверху – парашютная ткань упала на пол. Перед собравшимися во всем своем блеске, в роскошном боа из страусиных перьев, в сверкающем длинном платье возникла Грета, сияя еще более ослепительной, нежели в коридорах Дворца правосудия, улыбкой.

Что и говорить, выглядела она сногсшибательно.

Она смотрела на зрителей, и взгляд ее будто говорил: я люблю вас, я люблю каждого из вас, я счастлива, что вы здесь, и я здесь, и мы вместе.

Однако аудитория не разделяла ее восторга. На площади воцарилось молчание, и лишь несколько жидких хлопков раздалось из разных ее концов. Это аплодировали американские солдаты. Сотни глаз буравили диву мрачными взглядами.

Пряча неловкость, Грета раскланялась и кивнула аккомпаниатору. Тот вновь заиграл вступление.

Грета запела о любви.

Волгин замер, досадуя, что не успел обойти площадь вдоль и поперек. Теперь уже казалось невежливым пробираться в толпе и заглядывать в лица собравшимся.

Оставалось лишь вертеться на месте в надежде, что скользящие по площади лучи прожекторов выхватят из темной человеческой массы лицо Кольки.

Его внимание привлекла миниатюрная девичья фигурка, затесавшаяся среди крупных, массивных фигур бюргеров. Волгин и сам не знал, что его привлекло в этой миловидной, скромно одетой, ничем особым не выделявшейся девушке.

Возможно, выражение лица…

Хотя Волгин видел лишь профиль, однако его заворожили трепетность и благоговение, с которым юная зрительница внимала артистке.

Девушка молитвенно сложила на груди руки, глаза ее сияли.

Вдруг из толпы раздался резкий свист, девушка вздрогнула, будто воспрянув от прекрасного сна, и с удивлением оглянулась вокруг.

– Предательница! – крикнул кто-то. – Американская подстилка!

Эти слова, без сомнения, адресовались Грете.

– Убирайся к своим джонам, – подхватил другой голос.

Грета побледнела, тень смятения промелькнула на ее лице. Волгин видел, что ей стоило больших усилий сохранить улыбку. Она продолжала петь, вытягиваясь перед микрофоном в струну.

Музыканты растерянно озирались по сторонам.

Толпа неистовствовала. Свист и крики усиливались.

Собравшись в единую массу, зрители перестают быть отдельными людьми, они превращаются в часть целого, и это целое диктует изменения в настроении и поведении. Благопристойный буржуа способен превратиться в необузданного бунтаря и ниспровергателя, окажись он в соответствующем окружении и напитайся соответствующей энергией.

Вот так и сейчас: благожелательная публика на глазах превратилась в бушующее море, и эта разъяренная стихия готова была разрушить все вокруг, но главное – растерзать виновницу торжества, в одиночестве стоящую на дощатом помосте под перекрестным огнем пылающих лучей прожекторов.

Волгин невольно взглянул в сторону миловидной девушки и увидел испуг и замешательство, граничащие с болью. Юная зрительница уже не слушала артистку, она осматривалась по сторонам, как человек, внезапно обнаруживший, что он оказался посреди свирепой стаи.

Бюргеры орали и свистели, а американские солдаты, которые поначалу недоуменно озирались на местных, вошли в раж и стали азартными воплями и гиканьем подбадривать Грету, только усиливая шум и возмущение в толпе.

«Ты для меня один на белом свете, ты мой единственный рыцарь и принц!» – пела Грета, но в голосе ее уже не было нежности. Она выкрикивала слова песни, будто это был военный марш. Казалось, теперь ей даже нравилось то, что происходит на площади. Она расправила плечи и раскинула в стороны руки, будто пыталась обнять, а может, и усмирить публику.

Волгин вновь взглянул в сторону, где находилась миловидная девушка, но никого не увидел. Юная зрительница исчезла.

«Жаль», – подумал Волгин и сам удивился этой мысли. Почему он должен был жалеть об исчезновении человека, которого и разглядеть-то толком не успел?..

В этот момент кто-то с разбегу ткнулся в его плечо. Огромные распахнутые глаза глядели на Волгина.

– Простите, – пролепетала девушка на чистом русском языке. – Извините, пожалуйста!

И она торопливо пошла прочь.

Волгин глядел на ее растворяющуюся в толпе фигурку, а потом вдруг сорвался с места и поспешил следом.

Он не понимал, зачем он пошел за этой девушкой. Возможно, просто потому, что ощутил – это судьба.

12. Лена

Свернув за угол, Волгин будто очутился на другой планете.

Здесь уже не было прожекторов и режущих снопов света, а свист и улюлюканье враз