Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трэви много раз представлял, как покупает ей дом, водит по дорогим ресторанам. Одаривает ее драгоценностями. Но он не хотел откупиться от нее. Представляя все это, Трэви видел самое главное — улыбку на лице мамы. Ей истинную радость. Видел то, что уже никогда не увидит.
И вот, он стоит на кладбище, находящемся в пригороде. Его размеры поражают. Словно отдельный город. Найти здесь своего родственника или друга, знакомого, не важно кого, не зная координат практически невозможно.
Трэви не знал, кто организовал похороны. Может, коллеги, а может государство. Но все атрибуты были сохранены: гроб, крест, венки. Директор даже купила ему живые цвети. Парень не особо разбирался в растительности, но они были красивые и это главное.
Она была прекрасна. Как при жизни. Ее лицо выглядело таким умиротворенным, словно и не пережила весь тот кошмар. С определенного ракурса казалось, что она улыбается. Улыбается только для одного человека — для Трэви.
Ее глаза были закрыты. Трэви это очень огорчало. Он хотел еще раз взглянуть в ее красивые зеленые глаза, которые постоянно излучали любовь и доброту. Хотелось увидеть через них самые приятные моменты своей короткой жизни.
Хотя Трэви понимал, что его мама умерла. В нем все равно оставалась надежда. Какая-то крупица иррациональности, которая соблазняла, говорила, что все это шутка. Плохая, затянувшаяся, но шутка. Что вот-вот мама встанет, обнимет своего мальчика и заберет домой.
А еще лучше — все это сон. Игра его воображения. Что не было этого странного незнакомца, наделившего его зачем-то магией, что не было Димы, не было следователей, не было детского дома, не было Альбуса, не было доктора Петерса. Не было никого нового.
Но она не вставала, а лишь продолжала мирно покоиться на мягкой подстилке, в то время как священник говорил свою речь.
Трэви не слушал его. Они-то с мамой не было сильно верующими людьми. Изредка посещали церковь, не более. Никакие слова не вернут его маму к жизни. И Трэви это понимал, поэтому решил по максимуму включить свое зрение, дабы запомнить самые мельчайшие прелести маминого лица.
— Трэви. Нужно поцеловать маму. — прошептала Козетта парню на ухо.
Он подчинился и подошел ближе к гробу. В такие моменты полагается плакать. Но он не смог. Очень много событий произошло в последнее время. Трагических событий, которые украли все слезы у парня. Его душа кричала, выла от боли, но внешне он оставался невозмутим.
Трэви наклонился к ней, но приостановился. Куда же поцеловать? В лоб или в губы? Он не знал как правильно, но сердце велело в губы. Так Трэви и поступил.
Поцелуй. Никогда поцелую влюбленных не сравнить с поцелуем родственным. Их даже бесполезно сравнивать. Но в такие моменты, когда поцелуй является последним, происходит нечто невообразимое. Это была не магия. Просто воспоминания, которые хлынули на бедного мальчика рекой. А вместе с ними пришло и сожаление. О том, что не успел сделать, что не успел сказать, что сказал лишнее. И самое горькое — невозможность ничего исправить.
Одна маленькая слезинка скатилась по его щеке. Последние слова благодарности своей маме. Она чуть-чуть задержалась на щеки, решаясь на поступок. И наконец упала его маме на шею. Растворяясь в ней и забирай с собой под землю кусочек ее маленького мальчика.
Трэви отошел от гроба и, к удивлению, увидел вереницу людей, выстроившихся в очередь. Он знал единицы из них. И все были ее коллегами. Трэви никогда не интересовался работой мамы, но, видимо, даже там она оставалась собой.
Эти люди плакали. Толи действительно горевали о потери такого прекрасного человека, толи событие требовало таких действий. Трэви не знал ответ, но хотел верить, что верным был первый вариант.
Закончив с прощанием, гробовщики заколотили гроб и стал спускать его в яму, вырытую предварительно. Он с грохотом опустился и началась предпоследняя часть процессии — кидание земли. Трэви кинул положенное ему количество почвы и отошел. Все. Теперь он остался совершенно один. Мамы больше нет. Он больше никогда ее не увидит.
Словно какое-то наваждение, в мыслях Трэви всплыл образ. Все было точно так же, как и теперь. Только шел дождь, который идеально дополнял данную картину. Небо плакала.
И дождь пошел, несмотря на ясную погоду. Тучка материализовалась моментально. И разрыдалась, вводя всех присутствующих, кроме Трэви, в замешательство.
— Пока, мама. — произнес Трэви. — Я люблю тебя.
Глава 9
Дождь так и не прошел к ночи, вводя своим ритмичным постукиванием по подоконнику, обитателей детского дома в сонное оцепенение. Только одному человеку не спалось и его имя нам хорошо известно. Он долго ворочался, пытаясь найти удобную позицию, но, как бывает в таких случаях, все мешало спокойному сну. То кровать жестковата, то рука отлёжана, то жарко, то холодно. Причин не спать было тысячу, но среди них только одна самая важная: рой мыслей, захвативший мальчика.
Сложно после такой размеренной жизни окунуться в безумный поток событий. И ладно, если бы они были приятными. Находиться в эйфории не так-то и плохо. В хорошей эйфории, а не вызванной препаратами или чем-то похожим.
Поток событий Трэви был же наоборот трагичен. И только одна вещь мешала ему полностью утонуть в этой пучине. Его новая способность. Ей удалось сделать невозможное: перебить горечь утраты.
Что же это такое? Дар или проклятие. Судя по последним событиям, это еще то проклятье! Смерть мамы, пожар в больнице, ранения Димы. Казалось все, что было связанно с этой силой приносило в жизнь Трэви только страдания.
Он порывался дать себе завет: никогда больше не использовать ее. Но не мог. Уж больно сильный соблазн был попробовать снова. В таком обыденном мире, владеть чем-то запредельным. О чем еще можно мечтать? Теперь не надо смотреть фильмы о