Поднимаются на мостик. Капитан старательно распинается перед начальством:

– За зиму были капитально отремонтированы паровые машины. Новые котлы системы Бельвиля-Долголенко. Артиллерия главного калибра модернизирована с увеличением дальности стрельбы с 53 до 67 кабельтовых. Кроме этого установлено шесть 6 специальных 76,2-мм аэропушек системы Лендера.

– Простите, а может вот сейчас крейсер тронуться с места? – перебивает его Иоффе – Ну, хотя бы вон, до Николаевского моста пройти?

– А чего нет. Главное чтобы фарватер позволил. А зачем вам это?

– Да так. Восхищаюсь. Ведь чудо-то!

Капитан шепчет что-то извиняющее на ухо гауптману. Тот отзывает Иоффе в сторону:

– Он говорит, мне можно, а вот вам нет! – улыбается гауптман. – Секретная часть. Радиорубка. Так что, давайте, я ознакомлюсь, а вы тут побудьте.

– То есть и радио есть?!

– Да! Говорит, что вот только установили. Новое, мощное. Связь с эскадрой! – гауптман тихо командует Лёхе: – Бескозырки дело хорошее. Прихвати.

Они с капитаном уходят. Лёха смотрит вслед и восхищённо:

– Это же, как Франц Иванович легко всех разводит на «фу-фу»…

Лёха ныряет в кубрик, выволакивает большой мешок с бескозырками.

Оглядывается. Никто не смотрит. И дневальный отошёл от трапа. Раз! И мешок уже в машине. Лёха возвращается, потирает руки.

– Молодец, Лёха! Ну, вот ты, чего сунулся в наши дела? – спрашивает Иоффе.

– Так революция же! Я ещё в селе туда, где свадьба или похороны… Душа просит!

А вы чего? Интерес какой деловой?

– Нет. Здесь я с тобой, Лёха, категорически совпадаю. Люблю, чтобы было весело. Большевик?

– Сочувствующий. Как после тонул… Я всем сочувствующий.

Иоффе смотрит на него. Да, такой убить может легко. И задушить. А котёнка ведь пожалеет.

– Откуда родом?

– Полтавские мы. Село Сорочинцы.

– У! Это же Гоголь из тех мест!

– Кто такой?

– Тоже был весёлый человек. Выпить хочешь?

– А есть?

– Всегда!

Иоффе достаёт маленькую металлическую фляжку. Наливает Лёхе в походный стаканчик. А сам из фляжки. Чокаются и пьют.

– Хороший самогон! – крякает Лёха.

– Ну, предположим это французский коньяк. Ну, да Бог с ним. Я тебе, Лёха за такой подарок должен вообще большой пир закатить. Обещаю!

Иоффе открывает портсигар, угощает. Лёха улыбается, берёт папиросу. Закуривает.

ДИКТОР:

Лёха. Матрос, комендор линкора «Императрица Мария», взорванного немецкими диверсантами в 1916 году. Спасён гауптманом Гансом Штольцем. Активный сотрудник его боевой группы. Летом 1918 года в Украине станет атаманом банды. Примкнёт к Махно. В 1920-ом в Крыму прикрывая его отход, погибнет.

Иоффе, гауптман и Лёха возвращаются на автомобиле с верфи. Иоффе смотрит в свой блокнотик.

– Пожалуйста, на пару минут. Здесь цирк «Модерн». По нашему расписанию сейчас выступает Троцкий.

Втроём выходят из автомобиля. У входа в цирк бойко продаются билеты, но гауптман показывает мандат и они проходят в зал.

Обшарпанный мрачный амфитеатр, освещенный пятью слабо мерцавшими лампочками, свисавшими на тонкой проволоке, забит снизу доверху: солдаты, матросы, рабочие, женщины, и все слушают с таким напряжением, как если бы от этого зависела их жизнь.

С площадки оркестра витийствует Троцкий. Слов его не слышно. Просто воздух как бы наэлектризован. Стоящие спереди передают обрывки фраз стоящим подальше. И всем хорошо. Крики «Долой!» И «Да здравствует!» сменяют друг друга.

Иоффе и гауптман смотрят на лица людей.

– Ну как?

– Умеет шаманить, – говорит гауптман.

– А текст? Как вам его тезисы?

– Это ваши внутренние российские дела. Главное, поддерживать температуру кипения.

Вдруг Иоффе кто-то хлопает по плечу. Это из толпы выныривает Джон Рид.

– Вы всюду поспеваете мой американский друг!

– А если пропущу сенсацию, – смеётся Джон Рид. – Ведь мне за каждую платят.

И потом… – он шепчет на ухо Иоффе, – моя подруга говорит, что в этих скоплениях народа есть такое животное электричество… Оно приводит её в сексуальное возбуждение. Вплоть до оргазма. По два-три за день. Смотрите.

Невдалеке, среди толпы слушающих Троцкого, боевая подруга Джона Рида Луиза Брайант. Она уже вся в предчувствии оргазма. Раскрасневшаяся. Блестят глаза.

– Согласитесь, – говорит Джон Рид, – неплохо иметь рядом всё время возбуждённую женщину… Но удовлетворённую! Кстати, вы же психоаналитик. Что-нибудь про это понимаете?

– Да! Сублимация. Именно то, где мы расходимся с Фрейдом. Мой профессор…

– Адлер?!

– Правильно! Адлер!

За окнами дождь. Кухня. Ленин играет с Эйно в шахматы, насвистывая что-то нервное из оперетты «Сильва». Он небрит и в затрапезе. У окна Сталин пьёт чай.

– Послушайте, товарищ Джугашвили…

– Извините, Владимир Ильич. Зовите меня, пожалуйста, Сталин.

– Нет уж, голубчик, партийное прозвище надо заслужить. Вот вы, Джугашвили, отнесли моё письмо о контроле над печатью? Вы добились выполнения моего указания?!

– Я передал товарищу Свердлову.

Ленин сметает шахматные фигуры на пол, подлетает к Сталину. Весь дрожит и фальцетом:

– А что мне Свердлов?! Вы, Джугашвили, мой представитель в ЦК! Я архи-жалею, что выбрал вас. Пустое место! Говно! Тупица! Балбес! Олух!

Эйно улыбается в усы и это видит, глядящий исподлобья, Сталин.

ДИКТОР:

В сценарии Александра Каплера «Ленин в Октябре» – фильм снят в 1937 году – должен был быть показан телохранитель при Ленине. И Сталин будет внимательно читать сценарий, чтобы не случился памятник этой скотине, этому финну.

Сталин стоит с опущенной головой, шепчет старое осетинское проклятие:

– Чтобы тебя никогда не похоронили в земле. Чтобы я топтал твой прах…

ДИКТОР:

Сталин реализует своё пожелание в 1924 году. На Политбюро пройдёт его предложение мумифицировать тело Ленина и построить мавзолей, как трибуну для приёмов парадов.

В истерике Ленин топает ногами, раскалывает стакан и ударяет палец. Обморок. Выскочившая на шум хозяйка квартиры Фофанова46, подносит нашатырь Ленину под нос, возится с пальцем. Успокаивает Ленина. Машет рукой Сталину. Мол, уходите.