На губах Меланты показалось нечто похожее на улыбку.

– Почему Утка, дурень? – хмыкнул Болт, глядя, как сын вынимает из одежды животное, которое, судя по недовольному виду, совсем не испытывало желания становиться чьим-то домашним питомцем.

– Мя-я-я-у!

Едва оказавшись на воле, кот вдруг закрутился, завертелся в держащих его руках, растопырил лапы, закричал и, сделав немыслимый пируэт в воздухе, плюхнулся на пол, привстав на полусогнутых лапах.

– Ай! – Веснушка схватился за оцарапанный когтем палец. – Ах ты, дура!

Кот, поняв, что обращаются именно к нему, постоял с пару секунд, выгибая коромыслом спину, и бросился прочь из комнаты, только его и видели.

– Убежала твоя Утка, – буркнул Гастер. – Иди есть.

– Я не голодный, – ответил расстроенный неудачей Веснушка, выдавив из царапины капельку крови, но булку из принесённой корзины взял. Сел на сундук у окна и начал жевать, обдумывая происшествие.

– Вас не было на завтраке, – заметил Гастер, обращаясь к Меланте. – Что-то случилось?

– Сим случайно обварила руку в котле, – ответила Меланта, беря надломленный ломоть булки. – Я её заменила во время готовки. Ожог ожогом, но пятьдесят ртов не привыкли ждать.

– Да, неблагодарное это дело – набивать бездонные желудки. Мои сжирают всё, как свиньи. Мебель сожрут, если приспичит. Идиотская валеворская привычка – всё подряд в рот тянуть, что гвоздями не приколочено, про запас. Надеюсь, мои проглоты вас не очень утомляют?

– Нет, – скромная улыбка снова скользнула по тонким розовым губкам, на которых Гастер задержал взгляд дольше, чем следовало вдовцу. – У меня хватает помощников. Иолли, Мейра всегда приходят на помощь. И Веснушка. Без них я бы не справилась.

Паренёк, услышав обращённую к нему похвалу, улыбнулся с набитым ртом, отчего его вид стал ещё более придурковатым. Власта тронула тремя пальцами подбородок и развернула их к мальчику, показав гирифорский знак симпатии и благосклонности.

Руки Меланты уже давно потеряли нежность и огрубели – эта женщина, лишённая своего положения, пять лет денно и нощно гнула спину ради оравы голодных солдат. Готовила, мыла посуду, убирала, стирала, драила полы щётками, смоченными в жгучих щелочах, – и, что казалось Гастеру если не подозрительным, то удивительным, делала она это молча и даже с какой-то непонятной ему покорностью, будто вся её предыдущая жизнь сводилась к тому, чтобы в один прекрасный день потерять трон и стать прислугой для бывших охотников, пьянчуг и заключенных, коими и были люди в его подчинении.

Ели в тишине, как обычно. Только Веснушка что-то бормотал себе под нос, глотая булку кусками, как пёс. Меланта редко поднимала взгляд от тарелки. Но когда она это делала, глаза её словно загорались тёплым зелёным цветом в свете, струящемся из окна. Она очень аккуратно управлялась с ложкой от пиалы и подносила к губам, дуя на содержимое. Ломтик хлеба, который держал сэр Болт, задержался у его рта. Тёплая капля похлёбки скользнула по подбородку власты. Гастер, к стыду своему, отметил, что вспотел, как хряк, наблюдая, как Меланта вытирает её пальцем, и ценой огромных усилий заставил себя не пожирать взглядом миловидное перламутровое личико, а вернуться к еде.

– Как вы себя чувствуете? – Меланта отставила пиалу и взяла кубок с вином. – Как ваш желудок? Сим видела снаружи, как вы рвали ветку актинидии. Так вы вняли моему совету?

– А вот у меня уже ничего не болит! – перебил отца Веснушка, что-то изучая у себя на пуговице и даже не поняв, что обращались не к нему. – Спасибо.

Гастер прокряхтел и облизал ложку.

– Да, – ответил он, посмотрев в умные золотисто-зелёные глаза. – Признаюсь, был глуп, когда не послушал вас сразу. Ваше странное лекарство помогло мне унять боль за считанные секунды, а я, дурак, неделями мучился.

– Если хотите, чтобы боль не появлялась более, вам нужно меньше пить. Гирифорские вина не северные и тем более не южные – к ним мало кто привыкает, если не пьёт их с рождения. Всё дело в нашем мхе и можжевельнике. Из-за них у вас скоро появится язва.

– Угу, – кивнул Гастер, пригубив из кубка, – но ваши вина слишком хороши, чтобы от них отказаться. Скажите, Меланта, а отчего вы не торгуете ими с Ангенором? Они бы серьёзно потеснили вина из Приграничья, я считаю.

– Оттого, сэр Болт, что Гирифор – закрытое княжество, и мы планируем таковым и оставаться. Да, мы покупаем у соседей ткани и украшения, ведь у нас нет ни хлопковых, ни тем более шёлковых полей, как в Шеное, и Керестайские горы богаты разве что углём и железной рудой, а у замка Ду Шан добывают изумруды, но мой брат уже давно ими не торгует. Мы покупаем то, что нам нужно, а то, что мы производим, – только наше. Поэтому наши вина – только наши. Рада, что вам стало лучше.

– А я удивлён, что вы мне помогаете.

– Это необременительно.

– Ой, да можно подумать!..

От неожиданного окрика отца Веснушка выронил горбушку.

– Извините.

Меланта, как обычно, восприняла его эмоциональную вспышку с лебединым спокойствием.

– Прошу меня простить, это… это было грубо с моей стороны. Хотя и сущая правда. Власта, – Гастер не заметил, как по старой привычке обратился к женщине по титулу, – мы оба с вами знаем, что вы здесь находитесь в качестве заложницы, а не доброй хозяйки таверны, которая радуется любой возможности услужить дорогим гостям.

– Знаю.

– И только по воле Теабрана Роксбурга вы не пребываете сейчас в кандалах в одной из темниц.

– Только ли по его?

Гастер замолчал и пожевал губу.

– Сэр Болт?

– Ладно-ладно, – смотритель хватил рукой по столу. – Но всё равно это как-то странно. Где диверсии, попытки убежать?

– И скрыться от ваших солдат?

– Вы правы – это было бы глупо. Хотя не скрою, лично я рад, что, несмотря на всё происходящее и потуги моего, прости господи, помощника гнуть пальцы, мы с вами всё же не стали врагами.

– Не стали, – подтвердила Меланта.

Гастеру на мгновение почудилось, что в голосе её прозвучала ирония. Не она ли руководила похоронами матери и сестры своего мужа, которых убили кровожадные фанатики кардинала во время осады? Не она ли прокляла сэра Ричарда, наблюдая, как корчится в огне Ровенна? И теперь она согласна, что они с Гастером не враги?

Но в глазах Меланты не мелькнуло даже тени лицемерия или лжи.

– И, если совсем уж честно, я удивлён, – хмыкнул Гастер, почесав колючий подбородок. – Ладно муж ваш! Я бы ещё понял, если бы он сбежал из Паденброга, собрал остатки своей армии и пришёл за вами выносить двери, но почему ваш брат до сих пор не привёл к стенам Ровенны армию, чтобы вызволить вас? Вот где загадка.

– История семей Балаши и Ээрдели написана кровью обоих кланов, сэр Болт, и кончилась она перемирием. Но Хайсар, вопреки воле нашего покойного отца, как и наши предки, никогда не одобрял любые контакты с родом князей Гирифора. Слишком уж размыт и спорен ответ на вопрос, какому именно роду принадлежит право носить гирифорскую корону. Наши предки долго воевали за неё, но воля нашего миролюбивого отца распорядилась так, что пока это право признано за родом Ээрдели. Брат никогда не принимал его решение. Поэтому едва я взяла фамилию враждебного ему рода, он отрёкся от меня. Я и не ждала, что он придёт вызволять меня из плена. Я для него чужая.

– М-да, – Гастер поскрёб затылок, – печальное это обстоятельство. Напоминает мне грызню трёх богатых эвдонских семей за Источник. И все мы, к сожалению, знаем, как Ингрейн решила эту проблему, м-да…

– Но гирифорцы скорее выждут, пока на горизонте зажгутся погребальные огни над могилой врага, чем сделают то же, что сделала она. В этом мы отличаемся от южан – мы очень терпеливы.

– Это я уже понял. И чего же ждёт ваш брат, разрешите поинтересоваться?

– Я не знаю. Думаю, ничего. Или моей смерти от рук ваших солдат. Влахос в изгнании, его мать и