Среди полуразвалившихся надгробий и покосившихся крестов растерянно бродили юные колдуны и ведьмы, явно пытаясь понять, как это они очутились в изломе времен — ведь иного объяснения происходящему не было. Нельзя так искривить мир, заполнив пространство комнаты в небольшом тереме огромным полем. Я застыла каменным изваянием.

— Надеюсь, в этой обстановке мне будет проще научить вас общаться с Той Стороной, — услышала я низкий голос наставника, — но прежде всего позвольте показать вам, с чем вы столкнетесь в Навьем царстве, если судьба забросит вас в его гнилые чащи… — Кащей обернулся ко мне, и глаза его вспыхнули ярко-зеленым гнилушечьим светом. — А кое-кто уже бывал там и не понаслышке знает, как себя вести в мире мертвых. Итак, девица Аленушка, первый вопрос — что прежде всего запретно в Нави?

— Ничего не ешь, ничего не пей, — заученно пробормотала я, вспомнив наказы Василисиной куколки.

— Отлично. Все запомнили? — Он повернулся к сбившимся в стайку ученикам, которые похожи были на испуганных голубей в своих светлых льняных рубахах.

Затем Кащей повернулся ко мне, и я с облегчением увидела в его взгляде одобрение.

— Продолжай… — Он приглашающим жестом указал ученикам на небольшой круг скошенной травы, где появилось несколько лавок, крытых волчьими шкурами, — мест было аккурат столько, сколько парней и девиц.

Пока я, краснея и сбиваясь на каждом слове, перечисляла все то, что рассказывала мне куколка, все рассаживались по лавкам с явным облегчением на лицах.

Спала я в тот день, после занятий на погосте Кащеевом, не больно хорошо — мертвяки снились, будто идут они по влажной, покрытой белесой грибницей земле, и сияют кости их в лунном свете, и тянут они руки свои ко мне… И взгляды с Той Стороны — ищущие, в душу саму глядят умертвия, чтобы поработить ее, чтобы с собой в болота моровые утянуть. С визгом просыпалась, а Кузьма все рядом хлопотал — то одеяло поправит, то воды принесет, то молока теплого…

— Что ж такое-то! — вздыхал часто, горестно.

После очередного сновидения, когда Навь примарилась, когда уже водяной грезиться начал да дочки его, лахудры, я спать лечь не решилась. Да и рассвет уже несмело полз в горенку мою, родонитовым пламенем половицы поджигая.

Я набросила верхнюю рубашку, принялась косу переплетать — и чудо чудное, после баньки, куда вечерком вчера ходила, чтобы навьи чары с себя смыть, волосы мои вроде как гуще да длиннее стали, и блеск появился дивный. Были локоны как золото красное, как рассветная дымка над садом, шелковистые да гладкие… Я и про тревоги все вмиг забыла, не нарадуясь тому, что коса моя стала красивой такой. В сундуке Кузьма нашел голубую шелковую ленту — у меня таких блескучих отродясь не было, — и я ее в косу вплела. Она игриво вилась среди пшенично-золотых прядей, словно змейка.

— Чародейские отвары, водица волшебная… — все приговаривал мой домовик. — Вот как у лешего науку познаете, так вовсе не будет бед да болячек. Он про травки лечебные все знает — ходил к нему давеча я, хороший он мужик, справедливый. И умный. Не балует.

— До сих пор не верится, что меня приняли в школу эту… — вздохнула я. — Жаль вот, что не удалось на светлую волшбу или травничество пойти, с умертвиями тяжко будет…

— Тяжко не тяжко, а тьму свою приручишь, — ворчливо отозвался домовик. — Сонного зелья надо сварганить, а то ежели так ночью будешь мучиться, никакая наука в голову не полезет. И чего к тебе снова ночницы пристали?

— Что там сегодня у нас? — Я, не ответив, кусок бересты развернула, где список занятий нацарапан был. — Зельеварение, а опосля… воинское искусство.

Я так и застыла — какое-какое искусство?

— Кажись, рукопашный бой пока будет, да с палицами… стрельбе из лука научат, через годок и с мечами управляться будете, — спокойно отвечал домовик, собирая на стол завтрак. Грибы и квашеная капуста, пироги с мясом, чай мятный с сушеными листочками земляники и смородины.

Услышав про палицы и мечи, есть я расхотела совершенно — с детства была слаба и костью тонка, и тяжко мне давалось даже хозяйство вести, что уж об ином говорить.

— Ты раньше времени не печалься, наставники у вас хорошие будут — лучшие богатыри русские! — продолжал рассказывать Кузьма — откуда и узнал все? — Илья, Алеша да Никита — они и Тугарина победили, и Змея Горыныча, и половцам проклятущим наподдали. Теперь на границах охорона царская, спокойно там, а богатырей сюда позвали — витязей обучать да поляниц. Но ты не думай, не загоняют, основной твой наставник — Кащей Бессмертный, навий царь, остальным наукам мало будет времени уделяться. Но и без них — никак. Ты ешь, ешь, силы нужны будут.

И я села за стол на широкую лавку и молча принялась трапезничать, вкуса еды не ощущая. Не хотелось мне к богатырям идти.

Как рассвело, Кузьма показал пухлой ручкой в сторону старой липы — мол, иди туда, к главному терему, там общий сбор будет, Василиса Премудрая слово хотела молвить.

Я с крыльца спустилась, щурясь от яркого солнышка, и по указательным камням дошла до нужной мне избы. Заблудиться тут невозможно было — стрелки на этих придорожных камнях помогали, на них алые буквы горели дивным пламенем, указуя путь.

«Терем Василисы Премудрой» — вот что значилось сегодня на камнях, словно я попросила их провести именно туда, и они волшебным образом просьбу мою исполнили, а вот вчера, когда шла к терему Кащея Бессмертного, на камнях синее пламя литеры вычерчивало и привело аккурат к месту, где навий погост открылся.

И я шла, куда стрелки мне показывали, мимо лип и яблонь, мимо высоких кустов терновника и бузины, мимо лужаек, усыпанных полевыми цветами, кои в это время года уже отцвести должны были. Но здесь, в Зачарованном лесу, где школа Василисы Премудрой от мира спряталась, время словно застыло в вечном солнечном травне.

Наконец я добралась до нужного мне терема, приостановилась чуть в стороне, не зная, как общаться с боярскими отпрысками, что собрались под окошками с резными ставенками, — многие на меня поглядывали с любопытством, а кто — с неудовольствием. Видать, уже прошел слух, что Мельникова дочка будет наравне с боярами наукам чародейским обучаться. И не всем то по сердцу пришлось.

Несколько барышень стояли кругом, о чем-то шепчась. Все в рубахах ярких, с белоснежными длинными рукавами, собранными на запястьях, отчего казалось, когда ветер поднимался, что это крылья лебединые. Косы у барышень лентами перевиты, сапожки сафьяновые, перстни золотые на пальчиках холеных, височные кольца с камушками самоцветными.

На меня одна из барышень поглядела искоса, и я узнала ту боярыню, что давеча с Иваном в саду гуляла. Глаза у нее неприятные оказались, змеиные, изжелта-зеленые. Руки на груди сложила она и бровь одну приподняла, мол, кто это тут к нам идет?

Я чуть в сторонке и осталась стоять в ожидании Василисы, а взгляд этой барышни так и прожигал насквозь.

Тут и Иван показался — шел со стороны теремов с зеленой кровлей, где светлые волшебники жили. Красивый, статный, в алом кафтане, поясе златотканом, сапоги у царевича ярко-красные — казалось, всегда он так богато одевается, ни разу еще в простой одеже его не видала, даже на занятия, как оказалось, рядится.