litbaza книги онлайнФэнтезиКащеева наука - Юлия Рудышина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 61
Перейти на страницу:

— Как мы вернемся? Если не успели выйти из болота… ты сама говорила — не выберемся из топи, навеки тут останемся…

— У меня свой путь есть… Все, что было, для тебя было испытанием. Мы в любой миг могли назад вернуться, но тебе нельзя было знать о том.

— Если бы знала, все иначе бы вышло, да?

— Да… — Гоня мои волосы ласково перебирала, откуда-то огромный гребень костяной в ее ручках тряпичных появился, и она давай мои пряди вычесывать от хвои да листьев. — Если бы знала — разве ж был бы смысл в этом всем?

Мне легко-легко стало, будто парила я в воздухе, дымном и прогорклом, даже вонь от болотистой низины, что простиралась куда ни брось взгляд, уже не трогала и не забивала дыхание. Гребень скользил по моим волосам, и каким-то чудесным образом Гоня его удерживала, словно и не была сама размером с него. А волосы стали золотом светиться, переливались и искрились, казалось, дивный лисий мех рыжеет среди гиблой болотной зелени — я и подумать не могла, что такие красивые могут они быть. Прядка к прядке — коса плелась куколкой легко, она туда травинки и невесть откуда взятые голубые цветочки, похожие на незабудки, вплетала, напевая вполголоса песню о венках и волшебных ночах верхушки лета, когда девушки по воде спускают свечи да травы…

Я глаза прикрыла, словно на миг единый, и тут же провалилась в сон.

Мне снилась березовая роща, светлая, золотистая, пронизанная солнечным янтарным светом, небо шелковым синим шатром раскинулось над нею, а по нему кораблями пушистыми облака плыли, и дивно так было, хорошо.

На голове моей — тяжелый кокошник, на груди — гривна из золота, на ногах — алые сапожки, как у боярыни какой… Девушки в алых платьях, надетых поверх тонких льняных рубах, меня в хоровод позвали, и кружила я с ними легкой птицей, и плясали с нами березы и облака, и небо принимало меня в свои материнские объятия. И без боязни подходила я к берегу речки, и спускала ромашковый венок свой по течению, и касалась теплой проточной воды, прогретой ярким солнцем, и не было мне страшно находиться на косогоре, что круто спускался к хрустальным струям, и смотрела я на камни на дне, на водоросли, на кувшинки, что желтели неподалеку, и не было жутко, не было чувства тревожного.

Словно бы не было на мне проклятия, и словно бы никогда не слышала я ничего худого про реку. И водяной не пытался меня утащить, и дочки его зеленокосые не скалились злобно, на меня глядючи из-за камней мшистых. Наоборот — звали в свой хоровод, и знала я, что могу с морянками да русалками безбоязненно танцевать на заливном лугу этом, что не будет вреда мне, и даже хотелось пуститься с ними в пляс, ощутив древнюю их силу, которой в дни такие делиться они готовы.

Девушки, которые со мной на берегу весну славили, платья сбросили, мне помогли — а я с удивлением увидела, какой богатый наряд на мне, такового сроду не носила. И в одних рубахах, поднимая алмазные брызги, плескались мы потом по-русалочьи в водах этой призрачной реки. И приплывали из глубины к нам речные девы, и танцевали с нами, и дарили нам речной жемчуг и перламутровые ракушки, и с благодарностью принимали мы дары эти.

И снова песни, снова шумное веселье, снова купание в реке — и так до вечера. А потом костры на холме, заросшем лиловым вереском и фиалками, пастушьей сумкой, лютиками и метелками колосков. И искры от огня жаркого светляками порхают во тьме, и блики золотые на лицах девушек танцуют, и приходят к кострам парни в белых рубахах с вышивкой обережной, и приносят парни с собой ветви дубов и полыни, и горький запах прогоревшей травы несется с ветром над колышущимся морем трав…

А как ночь закончилась, проснулась я — дернулась резко, глаза открыла, а надо мной Василиса Премудрая склонилась. Глаза у нее светло-зеленые оказались, как майская зелень, сквозь которую солнышко светит. И добрые они были, материнские.

Я вскочила с лавки, перепуганная, не понимая, что мне снилось, что на самом деле было. Коса, с вплетенными в нее травинками и незабудками, говорила о том, что Гоня, и болота, и Навь проклятая — это мне не приснилось. Коса змеей скользнула по плечу, и я с удивлением увидела на кончике ее подвески из жемчуга и перламутра. Неужели и русалки, и хоровод у реки — тоже не сон?

— Не приснилась тебе Навь, и болото моровое взаправдашнее было, а вот река — грёза, — сказала Василиса.

Я всполошенно обернулась к волшебнице. Стоит — высокая, статная, руки белые да холеные на груди сложила, а платье самоцветной крошкой искрится, будто каменное. Куколки Гони нет нигде, и мне отчего-то грустно стало, что даже не попрощалась я с ней.

— Гоня говорила, что я… прошла испытание. — Я едва выдавила эти слова, не зная, имею ли право вообще о чем-то напоминать сейчас или требовать. — Что же… дальше?

— А дальше — науку познавать тебе колдовскую надобно. — Улыбка Василисы осветила горницу ярче солнышка. — Принимаю я тебя в ученицы, Алена Ивановна.

— И куда же мой путь лежит? К какой науке? — спросила, а у самой сердце сильнее забилось, хоть и понимала, что мне, тщедушной да слабой, в поляницы путь заказан, а в заклинатели мертвых — несподручно, травница ж я… Наверное, светлой волшбе отправят учиться.

И все одно отчего-то волнительно стало, словно над пропастью я стою, а внизу ветер свищет. И дна у той пропасти нет — в тумане оно сокрыто.

— Не серчай только, — Василиса как-то странно на меня смотрела, с прищуром хитроватым, лисьим, — но идти тебе к Кащею Бессмертному — черному колдовству обучаться, волхвованию, заклинанию умерших. Помощница его — Марья Моревна, колдунья и поляница, во всем тебе поможет, я с ней погутарю по-свойски… Волшебные существа, зельеварение, история — общая да царства нашего, черная магия, травоведение… Там науки любопытные, скучать не доведется… Аленушка, ты что же это?..

А я так и замерла статуей, как про Кащея да Моревну услыхала.

Ведьмаркой быть проклятущей?.. С мертвяками по погостам бродить?.. Заложных покойников упокаивать али упырей ловить?.. Значит, такая теперь у меня судьба? Не было печали…

На глазах запекло, щеки обожгло — слезы. И не хочу плакать, слабость свою показать, а не могу перестать рыдать. И страшно мне, словно уже вода надо мной сомкнулась, словно уже уволокло меня проклятие. Куда ж мне ко тьме, куда к Нави прикасаться?.. Нельзя мне на заклинателя мертвых идти! Погубит меня тьма, водяной утащит… Неужто Василиса того не разумеет?

— Чтобы тьму победить, ее знать надобно — всю силу и слабость ее выведать! — голос волшебницы строгим стал, суровым. В глазах блискавицы засверкали, тучи сгустились, потемнел взгляд, словно озлилась Василиса на меня.

— Знаю я ее… — потерянно ответила я, решив: будь что будет. Все одно пропадать. — Ежели правду Гоня говорила, что передаст все знания обо мне, то неужто не рассказала о проклятии навьем? О водяном, которому меня в жены обещали? О том, что ждут меня муть озерная, ил речной, стылая вода ледяная, коли доберется до меня окаянный?..

— Ты не балуй мне, Алена Ивановна, и не думай, что я самодурничать тут решила! — Василиса косу свою за спину перекинула, нависла надо мною коршуном. — Я испытание тебе не просто так придумала — мне поглядеть надобно было, сможешь ли ты в Нави выжить, сможешь ли с тьмой в своей душе справиться. Ты смогла. Ты победила ее, жуть свою обуздала. А теперь чего струсила? Пойми, я с тобой нянькаться тут не намерена, не нравится — вон порог, иди откуда пришла. Только подумай, что потеряешь! И где окажешься, ежели покинешь мои терема!..

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 61
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?