Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот тебе деньги. На обед. На ужин. На полдник и завтрак. В Финляндии едят три раза в день. Ты ешь четыре раза. И собирайся, я отвезу всех вас в дом моей сестры Турьи и её мужа. Но не бойтесь, их там нет. Они здесь в суровой Хельсинской земле, в могилах, которые продолбили могильщики. И теперь точно всё откинуто, озарено, освежёвано, закопано, поставлен памятник, где написано — «сестра Турья и Матти буду помнит вас всегда». И теперь оба прекрасны и безгрешны, они мои девочка и мальчик, чистый, снежный, финский мальчик: они оба для меня. Как ламбада. Когда я им звоню по телефону, то чёрный ангел сторожит на входе звонка и блокирует мой разговор. Но всё равно я говорю. Я рассказываю им про Ною. Смотрите, как выросла. А я бросила пить, курить травку, есть чёрный хлеб тоски, пить зелёное вино грусти. Мне комфортно с моим Арви. В Финляндии в это Ывляндии любят две вещи: тепло и комфорт, то есть вкусную еду, пиво и катание с горки. Собирайтесь.
— Я не хочу никуда ехать. Мне привольно тут. Дети ходят в школу. Йоуко и Хилья помогают мне стирать подштанники соседям. — Мать-матерей потёрла свой крючковатый нос. И положила руки на колени, только костяшки торчали.
— Деревня называется Оулу.
Ноя повернула голову, когда Олива произнесла это загадочное название. Там жили когда-то известные Семья Ромпайнен и Антилла. Деревня абсолютно заброшенная, но люди трудолюбивые. Они облюбовали заправку заброшенную и никому не нужную. Ибо люди уехали, бензин закончился. Совсем! Рядом деревня Юнтусранта. Люди постарели и умерли. И Чёрный ангел не даёт с ними иметь связь.
— А как же моя мама? — спросила Ноя.
— Какое милое дитя…
— Мама всегда есть. У неё тёплый голос, она всегда есть, всегда здесь… Она танцует с Машей русской невиданный по красоте танец. Она смеётся и спрашивает: как там Ноя? Что она рисует?
— И что ты, Олива, отвечаешь?
— Как я могу ответить, если ты сейчас не рисуешь? На, возьми, вот тебе карандаши твои и тетрадь. Или альбом. Хочешь альбом?
— Да! — кивнула Ноя.
Мама-мать принесла небольшую дощечку вместо стола:
— Располагайся.
— Итак, мы едем? — снова спросила Олива. — Там будет у вас всё. Большой тёплый дом. Домашнее хозяйство. Еда. Одежда. Природа. Лес. Река.
— Но там нет школы, — возразила мама-мать. — Нет соседей. Нет подштанников…
— Знаешь, мама-мать, скоро выйдет мода носить их. И у вас не станет работы. Но в своём доме в Юнтусранте вам не нужна работа: вас будет кормить стадо домашних животных и стая птиц. Вам надо лишь за ними ухаживать. А школа недалеко, можно будет туда ездить учиться всем троим — Ное, Йоуко и Хилье. Вы же помните сказку про Щия, Хорива и Лыбедь? И про их корабль.
— То-то, милая Олива, что это сказка. Наяву всё иначе. Протянешь руки — пустота. А кажется, что человек рядом. И у него есть нежная кожа. Такая нежная…
— Хорошо. Я понимаю. У вас будет автомобиль свой, семейный, — мягко возразила Олива.
— Зачем он нам? Я не умею водить.
— Сейчас не трудно этому научиться.
— Я! Я! — Воскликнул Йоуко. — Я умею!
— Откуда такие навыки, Йоуко? Кто тебя учил? — спросила мама-мать.
— Единожды я ехал сто километров в час. Несколько миль по дороге. Я знаю, где находится Юнтусранта.
Мама-мать поцеловала сына в плечо. Она его прижала к себе. И она всё время его целовала. Как божество. Как ангела. От мамы исходила теплота, как от большой шерстяной собаки.
— Там нет богини смерти. Там есть — очарование! Даже самые старые и толстые там становятся красивыми.
— А ты, Олива?
— Я похлопочу. Но, обещаю, что позже я уговорю Арви, чтобы он тоже переехал к вам. Ему тут нет смысла оставаться. Просто сначала ему надо выздороветь…
— Что с ним? — мама-мать обеспокоенно повела плечами. Ноя нарисовала большой корабль, а Хилья заварила чай с душистыми травами. И она подошла к столу, такая милая, худая, синеглазая Хилья, она шла и, казалось, что с ней вместе идут её наряды: юбка в клетку и кофта из шотландки.
— Арви временно приболел. На работе. Поранился… — уклончиво ответила Олива. краснея всем лицом от своего вранья. Она уже во второй раз солгала. Сначала Угольникову и Илоне. А теперь матери-маме. Но у неё не было выхода. Она и сама не знала: что с ним? Кто с ним? Как с ним? Отчего с ним? Хотя знала — зачем! Ибо он такой красивый. И музыкальный. И он сказал Оливе: «Пойдем теперь навсегда…» А Олива ответила: «Зачем пойдём. Давай останемся тут. Ведь куда ты меня зовёшь, там — смерть. Он ответил — «Смерти нет. Не думай ни о чем теперь и всегда, и завтра. Нас всех зовёт Турья…», Олива сказала: «Хорошо. Если любишь, идём!» Арви ответил — люблю только Турью, тогда все останутся в Финляндии. «Тулуки, тулуки» — так мы будем звать телят, чтобы покормить. У нас будут вёдра с фуражом, и телята будут выглядывают из-за перекрытий загона в ожидании еды. Если честно, то это ОУЛУ…Там Арви ещё больше проникнется любовью к Родине после того, как познакомится с размеренной сельской жизнью…
Мама-мать преклонила голову.
— А дом-то хороший?
— Да! — ответила Олива. — Это дом моей сестры и её мужа. Он жили зажиточно. И это была их давняя мечта о жизни в бревенчатом доме на берегу озера. Я могу подрабатывать медсестрой
в Суомуссалми. Мы будем проезжать более 100 000 километров в год… Однако в финансовом плане будем более обеспечены, чем в городе. Детям можно будет кататься вдоль леса на велосипедах,