Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рис. 2.1
Ключевой момент заключается в следующем. Из-за того, что интенциональные движения представляют собой просто ритуализацию (сокращение) первых шагов целенаправленного действия, их «значение» уже встроено в них. Это всего-навсего то, что коммуниканту нужно от партнера, и это «значение» уже существовало в рамках социального взаимодействия, даже когда сигнал еще не был ритуализован. Напротив, жесты привлечения внимания привносят в процесс коммуникации элемент косвенности. Двухкомпонентная структура стоящего за ними намерения создает «разрыв» между явными средствами коммуникации (действием «референции») и скрытыми коммуникативными целями (социальным намерением). Из этого следует, что реципиент, опираясь на то, что он видит, возможно, способен, делать выводы о том, чего хочет коммуникант (хотя существует вероятность того, что он просто непосредственно реагирует на то, что видит, не делая никаких умозаключений).
Каким удивительным ни кажется этот процесс на фоне типичной коммуникации животных, он все же принципиально отличается от общения людей. Более подробно эти отличия будут описаны в следующей главе, а на данный момент мы можем сконцентрироваться на одном ключевом моменте с точки зрения реципиента. Когда один человек указывает другому на что-либо, реципиент задает себе внутренний вопрос «почему» — почему коммуникант думает, что, если я погляжу в том направлении, это будет мне полезно или интересно?
Этот вопрос основан на предположении, что, конечно же, коммуникант делает это, чтобы принести пользу реципиенту (по крайней мере, в данный момент). Так, маленький ребенок знает, что, когда он занят поиском игрушки, и взрослый указывает ему на ведерко, то это может иметь какое-то отношение к их общей цели. Напротив, человекообразные обезьяны не могут даже предположить, что другой может указывать на что-то для их выгоды, и поэтому они не спрашивают себя «почему он думает, что это имеет ко мне отношение»? Они хотят понять, что нужно этому другому лично (поскольку сами они указывают на что-то, только если оно нужно им самим), а не то, почему он думает, что, если они посмотрят в указанном направлении, это будет им полезно. Вот почему они просто не рассматривают указательный жест другого субъекта как имеющий отношение к достижению их собственной цели. (Кстати говоря, все это также верно для обезьян, воспринимающих чужую вокализацию: они слышат взволнованный или испуганный вопль и задаются вопросом, что могло его вызвать, но они не спрашивают себя о том, какое, по мнению кричащего, его визг имеет к ним отношение). Общий вывод заключается в следующем. Когда коммуникацией начинают руководить мотивы сотрудничества, кооперации — не просто индивидуальные намерения, а совместные намерения, разделенные с другими (shared intentionality) — рождаются совершенно новые процессы умозаключения, которые мы более подробно рассмотрим в следующей главе.
2.5. Заключение
Большинство исследований коммуникации приматов сосредоточено на их голосовых сигналах, и практически все трактаты с заголовками вроде «Коммуникация приматов и язык людей» посвящены голосовому каналу связи; очень часто в них полностью отсутствует упоминание о жестах (два исключения, появившихся недавно — это работы Corballis 2002 и Burling 2005). По моему глубокому убеждению, это большая ошибка. Голосовые демонстрации приматов принципиально ничем не отличаются от голосовых демонстраций других млекопитающих: от млекопитающих к приматам, или даже от мартышкообразных к человекообразных обезьянам их сложность и уровень детализации не увеличиваются. Для всех млекопитающих, в том числе и приматов (за исключением человека), голосовые демонстрации, как правило, врождены, генетически закреплены, тесно связаны с эмоциями, проявляются как непроизвольные и негибкие реакции на жизненно важные события, и так или иначе дают преимущество использующему их животному. Как правило, они не предназначены для кого-либо специально, и потенциальным реципиентам уделяется очень мало внимания. Если человекообразная обезьяна растет в окружении людей, она не выучивает никаких новых вокализаций, и ее нельзя специально выдрессировать использовать голос каким-нибудь новым способом. Как такие механические рефлексы могут быть непосредственными предшественниками любой из сложных систем человеческой коммуникации и языка, выходящих за рамки крика «Ой!»?
Напротив, огромное число жестов у обезьян, особенно у человекообразных, являются приобретенными в индивидуальном опыте и гибко используемыми коммуникативными действиями, основанными на понимании важных аспектов индивидуальных намерений. Интенциональные движения человекообразных обезьян выражают намерение «мне нужно, чтобы ты что-то сделал», и их используют с учетом направленности внимания реципиента. Жесты привлечения внимания у человекообразных обезьян выражают двухкомпонентное намерение «мне нужно, чтобы ты что-то увидел для того, чтобы ты что-то сделал», причем некоторые такие жесты даже используются триадически (например, «протянуть» часть чела или предмет другому или «указать» на что-либо человеку). С точки зрения эволюции коммуникации, жесты привлечения внимания, которые используют человекообразные обезьяны — крайне редко встречающаяся форма. Я даже обозначил их здесь как в некотором роде «недостающее звено» на пути к человеческой коммуникации, со всеми ее процессами совместного внимания и управления вниманием партнера, поскольку в этих жестах впервые появляется разрыв между референциальным намерением (чтобы реципиент на что-то посмотрел) и социальным намерением (чтобы он в итоге что-то сделал). В целом, я лично не понимаю, как кто-то вообще может сомневаться, что именно жесты, со всей их гибкостью и чувствительностью к вниманию окружающих, а не вокализации человекообразных обезьян, со всей их негибкостью и игнорированием окружающих, являются тем самым источником, из которого проистекает всё богатство и вся сложность человеческой коммуникации и языка.
3. Кооперативная коммуникация человека
Не знаю, на что я указал бы на этой картинке как на коррелят слова «целовать»… или… слова «выше»… [Но] существует акт «направления внимания на рост человека», или на его действия. отсюда видно, как в принципе могло возникнуть понятие значения.
Л. Витгенштейн
Соблазнительно думать, что в поведении человекообразных обезьян не может быть ничего важного с точки зрения человеческой коммуникации, ведь люди общаются при помощи языка, а язык функционирует совершенно уникальным образом — как некий абстрактный символический код, передающий смысл напрямую. Но если мы задаемся вопросом происхождения коммуникации, то такой подход породит две фундаментальные проблемы.
Первая состоит в том, что, хотя знаковые языки являются в некотором роде кодами, языковая коммуникация в значительно большей степени, чем кажется на первый взгляд, опирается непосредственно на некодированные формы коммуникации и умения мыслить одинаково с собеседником. Вот всего два простых примера: (1) Повседневная языковая коммуникация пестрит такими выражениями, как оно, она, они; здесь; тот парень, референты которых не могут быть выведены напрямую ни из какого кода, так что