действие, или сообщить, что я сам собираюсь выполнить это действие, или просто вам о нем рассказать; (2) попросить или обозначить предмет, который «делает вот так» или «при помощи которого делают вот так». Конечно же, подобные примеры можно встретить в бесконечном разнообразии ситуаций. Вот несколько примеров из жизни, снабженных интерпретациями, показывающими четкое разделение референциального компонента и социального намерения:

Пример 6: Я в Италии, в магазине сыров, прошу «пармиджано». Хозяин задает мне какой-то вопрос, которого я не понимаю, однако, действуя наугад и не зная правильного слова, делаю движения пальцами, как будто посыпаю макароны тертым сыром. Интерпретация: Представьте, зачем я это делаю; и дайте мне то, что я прошу.

Пример 7: Я стою перед лекционной аудиторией и собираюсь начать лекцию. Знакомая в аудитории крутит пуговицу у себя на рубашке и смотрит на меня, хмурясь. И действительно, опустив глаза, я вижу, что у меня на рубашке одна из пуговиц расстегнута. Интерпретация: Представь, что ты застегиваешь пуговицу вот так; застегни ее у себя.

Пример 8: Охранник в аэропорту делает рукой круговое движение, предлагая мне повернуться, чтобы он мог просканировать мою спину. Интерпретация: Представь себе, что твое тело выполняет такое движение; выполни его.

Пример 9: В овощном магазине хозяйка на расстоянии нескольких метров от покупателя, наполовину повернувшись к нему спиной, наполняет по его просьбе мешок картошкой. В какой-то момент она останавливается с вопросительным видом, как будто спрашивая: «Хватит?» Покупатель делает рукой зачерпывающее движение, как только что делала она. Интерпретация: Представьте, что вы совершаете вот это действие (которое вы только что выполняли); выполняйте его (то есть «продолжайте»).

Пример 10: На шумной стройке один рабочий с использованием пантомимы показывает другому, находящемуся в десяти метрах, будто пилит цепной пилой. Интерпретация: Представь, что я делаю вот так; принеси то, что мне для этого нужно.

Пример 11: По телевизору транслируют футбольный матч. Удар по воротам едва не завершается голом. Телекамера нацелена на тренера. Он раздвигает большой и указательный пальцы на расстояние около двух дюймов и, подняв руку, показывает своему помощнику. Интерпретация: Представь себе вот такое коротенькое расстояние; «вот на столечко промахнулись».

Итак, что здесь происходит? Разыгрывается некоторое действие или, в последнем примере, представляется пространственное соотношение, которое в данный момент непосредственно не воспринимается, с тем, чтобы побудить реципиента вообразить соответствующее реальное действие или соотношение (и следом, в некоторых случаях, связанный с ним предмет), которое — при наличии общего смыслового контекста — позволит сделать вывод о социальном намерении. Так, мой сыплющий жест в сырной лавке показывает, что я намерен так поступать с тем продуктом, о котором прошу, и продавец может меня понять, только исходя из общего знания о том, для чего используется тертый сыр. Важно отметить, что понимание изобразительных жестов в основе своей зависит от понимания стоящего за жестом намерения произвести коммуникацию. Не понимая, что мое намерение — коммуникация, продавец увидит в том, как я изображаю посыпание макарон сыром, какое-то странное и неуместное инструментальное действие, а отнюдь не действие, призванное что-то ему сообщить (см. рассуждение Лесли (Leslie 1987) о необходимости «изоляции» притворных действий от реальных).

Поскольку изобразительные жесты почти всегда относятся к отсутствующим явлениям (в том числе к действиям, которые могут или должны быть совершены с воспринимаемыми объектами), они функционируют несколько иначе, чем указательные жесты, в плане того, чту символически содержится «внутри» жеста, а о чем приходится догадываться. Например, посетитель в баре, если перед ним нет пустой рюмки, может сообщить бармену, что хочет выпить, посредством изобразительного жеста, пантомимой показывая, как он наливает выпивку или подносит рюмку к губам — то есть изображая либо начальный, либо завершающий этап действия. В то же время, указывая на непосредственно воспринимаемую пустую рюмку (как в примере 1), посетитель обращает внимание бармена на то, что она пуста, и просит наполнить, что влечет за собой выполнение барменом желаемого действия. Насколько мне известно, до сих пор не проводилось систематических исследований того, какие аспекты ситуации подчеркивают различного рода жесты в различных случаях, когда речь невозможна, включая вопрос о том, когда человек отдает предпочтение указывающему, а когда— пантомимическому жесту. Скорее всего, исходно человек предпочитает указать на один из непосредственно воспринимаемых предметов, если это возможно и если этого достаточно для коммуникации; и только когда по какой-либо причине указание невозможно (например, когда содержащаяся в намерении референциальная ситуация в данный момент не воспринимается), люди пользуются изобразительными жестами.

И снова можно было бы предположить, что лишь тот, кто уже владеет языком, способен использовать изобразительные жесты в столь сложной коммуникации. Но и здесь, как и в случае указательного жеста, человеческий младенец, еще не владеющий языком по-настоящему, использует весьма сложные изобразительные и/или общепринятые знаковые жесты — хотя далеко не так часто, как указательные (см. главу 4). Кроме того, глухие дети, не владеющие ни звучащим, ни знаковым языком, на ранних этапах развития изобретают изобразительные жесты для чрезвычайно богатой и сложной коммуникации (Goldin-Meadow 2003b; см. также главу 6). Таким образом, изобразительные жесты не опираются на язык.

Подчеркнем еще раз, что хотя изобразительные жесты чаще всего используются для передачи действий, содержащееся в них референциальное намерение может быть также нацелено на предмет: «предмет, который делает вот так» или «предмет, которым мы делаем вот так» (аналогично определительному придаточному предложению в речи), как в примере 10, когда рабочий просит цепную пилу, пантомимически показывая, как ею пользуются. Таким образом, нельзя сказать, что указательные жесты существуют только для предметов, а изобразительные — только для действий. Так что в главах 4 и 5 мы не станем утверждать, будто в развитии и эволюции языка указательный жест является предшественником существительных, а изобразительные жесты — предшественниками глаголов. Вместо этого мы соотнесем указательный жест с указательными местоимениями и другими дейктическими обозначениями (в частности, пространственными), а изобразительные жесты — с содержательными языковыми знаками, включая как существительные, так и глаголы.

3.1.3, Выводы

Если указательный жест и пантомимическая коммуникация не произошли ни от каких кодов, языковых или иных, заранее установленных вступающими во взаимодействие индивидуумами, у нас возникает закономерный вопрос: как благодаря им может осуществляться столь богатая коммуникация? Как объяснить великое разнообразие и сложность задействованных в ней коммуникативных функций, включая даже упоминание различных точек зрения на явления и отсутствующих явлений? Каким образом реципиент развертывает длиннейшие цепочки умозаключений от указанного референта до социального намерения коммуниканта? Ответ на эти вопросы — целый набор сложных процессов, который придется довольно долго описывать и который в конечном счете войдет в состав