— Конечно. Боюсь, жизнь с Чарлтоном не помогла мне составить высокое мнение о мужчинах и супружеской жизни. И у меня теперь абсолютно независимая жизнь, которую я не могла бы вести, выйдя замуж.

— А вы ничего не упускаете, думая о браке?

— Вы имеете в виду детей? Но…

Он разглядывал ее с усмешкой.

— Но что, если они станут походить на отца?

— Да, но я бы не вышла замуж за мужчину, чьи дети могли бы… — Она оборвала фразу. — Вы совсем меня запутали. Думаю, я неплохая тетя, а племянники хороши тем, что их могут забрать в тот момент, когда они станут утомительны. Что с вами?

— Я пытался вспомнить, где я кое-что оставил. Разговор о детях напомнил мне. — Его чело прояснилось. — Конечно! Оставьте тарелки — давайте вернемся во двор, пока еще светит солнце.

— Я только загляну наверх.

Десима взбежала по лестнице, остановившись на площадке при звуках голоса Пру из комнаты Бейтса. Очевидно, они решили дочитать готический роман — Десима не хотела смущать грума, вторично застав его с интересом слушающим историю, которую сам же определил как невероятную чепуху.

Когда она вышла во двор, Эдам с триумфом появился из деревянного сарая, волоча что-то за собой.

— Санки!

— Если они выдерживают четырех моих племянников, то смогут выдержать нас. — Он сам походил на мальчишку, без шляпы, с растрепанными волосами и горящими глазами.

— Нас? Чарлтон был бы шокирован.

— Тогда мы обязаны это проделать. Мне показалось, что ваша новогодняя решимость была направлена на то, чтобы шокировать Чарлтона.

— Не совсем, — возразила она. Хотя перспектива была очень заманчивой. — Где нам найти холм?

— С другой стороны рощи.

Эдам двинулся вперед, таща санки, и Десима побежала за ним.

Остановившись на полпути наверх, он сел на сиденье и оттолкнулся. Санки покатились с холма, остановившись почти у ног Десимы.

— Хотите попробовать?

— Да!

Если бы Эдам предложил попробовать полетать, Десима бы согласилась. Она последовала за ним на холм к тому же месту и взобралась на санки. Эдам сел сзади, взявшись за веревки по обеим сторонам от нее, как на лошади в снежную бурю.

Оттолкнувшись обеими ногами, они покатились вниз. Холодный воздух дул в лицо Десиме, а ее спина ощущала жар тела Эдама. К сожалению, они оказались внизу слишком скоро.

— Может быть, поднимемся выше? — пыхтя, осведомилась Десима, когда они снова карабкались вверх.

— Согласен. — Но они не добрались до самой вершины — очевидно, Эдам не хотел рисковать.

Они поднимались наверх столько раз, что Десима потеряла счет.

— Эта поездка будет последней. — Эдам схватился за веревки и начал подниматься снова. — Смотрите, как удлинились тени.

— Только на этот раз с самого верха! — взмолилась Десима, вцепившись ему в руку. — Пожалуйста!

— Хорошо, с самого верха.

Десима едва дышала, когда они достигли вершины холма.

— Брр! Этим вечером мы должны приготовить что-то особенно горячее и сытное.

Она села на санки, внезапно испуганная при виде длинного склона, тянувшегося перед ней.

— Слишком высоко? — Эдам наблюдал за ее лицом.

— Нет, просто страшновато.

Как только он сел сзади, обхватив ее руками, ее страх сменился радостным возбуждением, которое росло, покуда санки набирали скорость. Десима слышала собственный крик и смех Эдама.

Внезапно санки забуксовали, подпрыгнули и перевернулись. Десима оказалась в снегу, катясь вниз с холма.

После одного испуганного крика она поняла, что ей ничто не грозит. Глубокий снег предохранял ее от ушибов. Достигнув подножия холма, Десима лежала неподвижно, переводя дыхание и испытывая желание расхохотаться.

Внезапно ее ударило нечто тяжелое, и она оказалась придавленной телом Эдама.

— Уф!

— Десима? С вами все в порядке?

— Да… слезьте же с меня… ой! — Десима поняла, почему Эдам прикрывал ее, когда санки наконец настигли их, ударив Эдама в плечо.

Выругавшись сквозь зубы, он оттолкнул санки, и откинул спутанные волосы Десимы с ее лица.

— Десима?

— Я в полном порядке, честное слово… — Она оборвала фразу, увидев, как Эдам смотрит на ее рот. Внезапно он прижался к нему губами.

От него пахло мятой и элем, но Десима утратила способность думать о вкусах, запахах и прикосновениях. Она ощущала лишь непреодолимое возбуждение.

Десима услышала собственный стон, где-то глубоко в горле. Руки Эдама запутались в ее волосах.

На мгновение он поднял голову, потом стал легонько покусывать ее распухшую от поцелуя нижнюю губу. По ее телу пробегала дрожь, она изогнулась, прижимаясь к нему, ее грудь напряглась под тканью, внутри она ощущала жар и боль.

Губы Эдама скользнули вниз по холодной щеке, потом язык коснулся уха.

Руки Десимы сомкнулись на спине Эдама, прижимая его к себе, и она скорее почувствовала, чем услышала тихий стон:

— Я хочу вас, Десима.

Она задрожала всем телом, а он внезапно застыл и распрямил руки, освобождаясь от нее.

— Эдам? — Теперь она чувствовала холод и головокружение. Волна новых, непонятных эмоций захлестывала ее.

— Простите, Десима, вы, должно быть, замерзли. — Эдам поднял ее, несмотря на не вполне искреннее сопротивление, и понес к дому. — Вы промокли. Бедняжка, я этого не хотел. — Его дыхание сбивалось, и Десима, хотя и была невинной девушкой, понимала причину. Он боролся с желанием, сотрясавшим его тело.

— Со мной все в порядке, только позвольте мне идти, — запротестовала она, боясь посмотреть на него. Что заставило Эдама остановиться — может быть, какое-то ее неправильное действие, обнаружившее полное отсутствие опыта?

Эдам игнорировал ее протесты, открыл плечом кухонную дверь и поставил Десиму на ноги только у плиты. Она стояла там, опустив голову, дрожа от смущения и холода, покуда он стягивал с нее шаль, расстегивал накидку и освобождал от промокшей верхней одежды.

Он усадил ее на большой стул и, опустившись на колени, расшнуровал сапоги, стянул их и начал растирать замерзшие ноги широкими ладонями.

— Вам нужна горячая ванна.

— Да, тогда все будет прекрасно. — Десима вцепилась в подлокотники стула, чтобы не стиснуть его темноволосую голову, искрящуюся каплями растаявшего снега, и не прижать ее к себе.

Эдам поднялся, Десима заглянула в его глаза и затаила дыхание. Они были напряженными, серебристыми, в них светились нежность и жгучее желание поцеловать ее снова, овладеть ею здесь и сейчас, на этом старом ковре у плиты.