трезвонили, тяжелых бесед в последний год стало меньше (вероятно, из-за того, что учителя просто махнули на Джона рукой — гуляет, так и бог с ним), и когда в августе пришли результаты экзаменов, она, может быть, уповала на чудо. Напрасно: чуда не случилось. Джон провалил их все. Все девять.

Она просто не могла в это поверить. Все до единого? Джон провел половину детства за книжками! Уж английский-то он должен был сдать! Нет, не сдал. А рисование? Рисование? Ведь малевал же все время… Нет, не сдал. На экзамене ему сказали нарисовать картинку про путешествия, а он изобразил «горбуна, сплошь покрытого бородавками» — как позже сам рассказывал с кривой усмешкой.

Для Мими эти итоги были как ножом по сердцу. Джон тоже печалился, по крайней мере об английском и рисовании, но перед тетей виду не показал.

Но что теперь? Оставаться в «Куорри-Бэнк» он не мог. Кому он там был нужен? И Мими отправилась в школу, решительная как никогда.

— И что вы собираетесь с ним делать? — спросил директор, мистер Побджой, когда они встретились лицом к лицу.

Но прямолинейная Мими не собиралась попадаться на этот крючок.

— Нет, — сказала она. — Что вы собираетесь с ним делать? Вы учили его пять лет!

Директор, возможно, возразил, что если Джон сам отказался учиться, то вряд ли это вина школы. Но, как оказалось, решение уже нашлось. Молодой преподаватель английского, Филипп Бернетт, был приятно впечатлен оформлением «самиздата» Джона — шуточной газеты The Daily Howl, которую сотрудники передавали друг другу в учительской. Он показал ее своей подружке — та преподавала в Ливерпульском художественном колледже — и спросил ее: не правда ли, умно и забавно? Юмор, конечно, своеобразен… Так может, парнишке в Художественный колледж пойти? А что, вполне, ответила она.

Продолжать образование в художественном колледже… в пятидесятые годы… да, не лучший выбор для блестящих учеников престижных гимназий. Хотя в университеты в те годы шли всего лишь четверо из каждой сотни британских школьников, схоластический снобизм в ту невизуальную эпоху все еще ставил изобразительное искусство на несколько ступеней ниже других дисциплин в академической табели о рангах.

Да и Джона не особенно туда влекло. «Я думал, там будет толпа старперов», — говорил он позже. Ему больше хотелось пойти по стопам отца, ходить в море с торговым флотом — он даже анкету заполнил. Но тут об этом прознала Мими — и встала насмерть: что угодно, но морским волком Джону не бывать. Хватит с нее и Джулии с ее «никчемным» мужем-моряком!

Для Мими Ливерпульский художественный колледж был манной небесной. «Любая гавань в бурю хороша», — заявила она в своем духе. У Джона других идей не возникло, искать работу его совершенно не тянуло, а потому он решил — слова эти, вероятно, первой озвучила Мими — «приткнуть себя хоть куда-то».

Другого мотива он так и не признал. Один его знакомый, постарше, уже поступил в этот колледж и рассказал ему, что раз в неделю у них будет натурный класс, где рисуют голых женщин. Звучало заманчиво.

Мистер Побджой из «Куорри-Бэнк» написал своему самому трудному ученику далеко не самую погибельную характеристику: «У этого молодого человека в течение многих лет отмечались проблемы с дисциплиной, однако… я полагаю, он не утратил шанса исправиться и действительно может стать ответственным взрослым, способным далеко пойти…» Так что Джон Леннон достал из шкафа в Мендипсе лучший костюм дяди Джорджа, заботливо сохраненный Мими, повязал галстук, сел на автобус и отправился в центр Ливерпуля. «Ну, хоть на собеседование явится в приличном виде», — подумала Мими, беря на себя обязательства содержать племянника еще целых два года.

7. «Вот это-то в прошлом и печально — оно прошло…»

В один осенний день 1957 года, а именно 16 сентября, Джон Леннон угрюмо брел по Хоуп-стрит к дверям Художественного колледжа, и весь его вид буквально кричал: «Смотрите на меня! Смотрите! Смотрите!» Колледж, наследник Викторианской эпохи, серый, с гулким эхом шагов на каменных лестницах, располагался прямо за огромным англиканским собором — великим ливерпульским долгостроем, который начали еще в 1904-м и все никак не могли завершить.

Конечно, Джон знал, что в колледже будут девушки, но, пока он там не оказался, он, вероятно, даже близко не представлял себе, как они изменят все его будни. В мужской средней школе «Куорри-Бэнк» тестостерон хлестал из учеников полноводной рекой, в которой те утопали по колено. А теперь Джон смотрел по сторонам, и куда ни глянь… Девушки, девушки, прелестные девушки, и их волосы пахнут шампунем, и рядом с ними словно легче дышать. Вот одни, уверенные в себе, в странных одеяниях, сшитых своими руками, — изучают дизайн и моду. Вот прилежные юные леди, поджав губки, корпят над шрифтами и каллиграфией. А есть еще серьезные, претенциозные битницы с ног до головы в черном, которым сто лет не сдался такой глупый болтун…

На уроках ему предстояло сидеть в классе рядом с девушкой — впервые с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать. Может быть, другим мальчикам, воспитанным в такой среде, было бы трудно, но только не Джону. Спасибо вам, «пять сильных сестер Стэнли»! Он находил общий язык с женщинами любого возраста. Джон немедленно понял: здесь, в Художественном колледже, немало девушек, за которыми стоит приударить (закрыв глаза на то, что в Вултоне у него была Барбара).

Тут никого не заставляли носить форму, как в школе. Но в тот первый день, уверенный, что все будут смотреть только на него, Леннон вырядился в свой старый школьный пиджак (герб «Куорри-Бэнк» от нагрудного кармана Мими отпорола) — и надел тонкий галстук, не толще линейки, и узкие джинсы-дудочки. Он уже пытался отращивать баки, волосы стриг по «длине пятидесятых», то есть довольно коротко, и выставлял напоказ небрежную набриолиненную челку. Позже те, кто познакомился с ним тогда, вспоминали, что выглядел Джон как тедди-бой — редкая птица в учебном заведении.

Если так, он явно промахнулся. Настоящие тедди-бои, тратившие все деньги на свои наряды — а денег-то у Джона и не было, — пребывали на дне образовательной системы и трудились на неквалифицированной работе, и явно не с ними он хотел оказаться в одной лодке. Скорее он пытался выглядеть как ветреный юный рокер, этакий английский Элвис.

Но, как бы он ни выглядел, его поклонников из средней школы «Куорри-Бэнк» разбросало по разным местам, а лучший друг Пит, что не могло не тревожить, решил поступить в полицию, и Леннон понимал: придется собирать новую