Вася Вертушинкин вне себя от изумления уставился на волшебника Алешу. То есть не на волшебника Алешу, а на полосатого кота, то есть…

– Так вы… Так ты… – заикаясь, с трудом проговорил Вася Вертушинкин.

Ну да. Точно. Как он только сразу не догадался? Вот и ухо – кончик словно в воздухе расплывается. Это он его резинкой стер… И одна полоска на спине размытая. Это он воду пролил…

– Так это, выходит, ты?

– Я.

– Ты?!

– Я. Ты меня нарисовал, а волшебник Алеша оживил.

– Васька! Дружище!

Вася Вертушинкин сгреб кота Ваську в объятия.

Он даже на какое-то время забыл о всех невзгодах, свалившихся на него в это утро.

Забавно все-таки получилось, а? Ничего не скажешь. Вы только подумайте: сидит себе его рисунок у него на коленях, живой, теплый, растроганно мурлычет, трется мордой о подбородок. Кончики лап сырые: озябли, наверно, земля-то уже холодная.

– Васька, постой, что же это получается? – спросил Вася Вертушинкин, понемногу приходя в себя. – А звери? Или это мне приснилось, что ты их в мышей превратил?

– Отчего же? – Кот Васька с горделивым видом поднял голову. – Я такое заклинание знаю. Я ведь теперь самый-самый-самый…

– А обратно не можешь?

– Очень надо. – Кот Васька надменно фыркнул в усы. – Я только одно заклинание знаю. А чего? Мне хватает. Все равно я самый-самый-самый главный волшебник на всем белом свете.

– Ну и хвастун ты! – невольно вырвалось у Васи Вертушинкина.

Глаза кота Васьки сверкнули холодным игольчатым блеском. Из бархатных лап на миг показались кривые острые когти, которые Вася Вертушинкин не поленился ему нарисовать.

Кот Васька потянулся, надменно зевнул и соскочил с Васиных коленей.

– Что, не нравится? – прищурившись, проговорил он. – Выходит, тебе одному хвастать можно? А другие пусть и рта не открывают? Так, по-твоему?

Вася Вертушинкин ничего ему не ответил. Да и что он мог ему сказать?

Сухой лист зацепился за его плечо, шурша, скользнул вниз по рукаву. Осень. И листья будут падать, падать до тех пор, пока не укроют всю землю…

Вася Вертушинкин глубоко вздохнул. Он встал со скамейки с таким трудом, что даже подумал: может, он постарел, пока сидел тут на скамейке, или просто земное притяжение увеличилось?

– Ну ладно, собирайся, – негромко сказал он. – Пошли к дяде Алеше. Чего уж тут…

Вся шерсть на коте Ваське моментально встала дыбом.

– Хорошенькое дело! – прошипел он. – Конечно, я всего-навсего нарисованный кот, но и мне дорога свобода. Соображаешь, что говоришь? Ведь волшебник Алеша меня сразу же туда… назад, в рамочку!

– А мне, думаешь, хочется к нему идти? – с тоской сказал Вася Вертушинкин. – А надо. Не бойся, я сразу скажу, что ты не виноват, что ты это только для меня…

– Ха-ха! Будет он разбираться, кто виноват! Тебе-то что! Тебя-то в рамочку не посадят.

– Погоди, а как же звери? – вдруг сообразил Вася Вертушинкин. Он все время был занят одним собой, своим невезением, своими горестями и только тут подумал о зверях. – Постой, им что же, навсегда мышами оставаться, по-твоему? А какой же зоопарк без хищников? Эй, ты куда?

Кот Васька медленно и плавно слез со скамейки, даже не слез, а словно пролился на землю большой полосатой каплей. Не оглядываясь, пошел по дорожке.

– Стой! Стой! – крикнул Вася Вертушинкин.

Но кот Васька будто не слышал его. Он уходил все дальше и дальше, гибко и мягко переступая лапами, обходя кучи опавших листьев.

И, лишь дойдя до поворота, он оглянулся, с глубоким укором посмотрел на Васю Вертушинкина и сказал, даже как будто не Васе, а самому себе:

– Вот так-то! Постигай законы жизни, кот Васька. Из-за каких-то посторонних хищников лучший друг готов загнать тебя в рамочку. Виси всю жизнь на гвоздике, кот Васька! Вот так-то!

Волшебник Алеша вышел из дома и тут же увидел такси.

Зеленый огонек показался ему на этот раз удивительно милым и приветливым.

Волшебник Алеша с криком: «Такси! Такси!» – бросился на середину улицы, ступив при этом левой ногой в лужу, отчего левый ботинок, словно лодка, черпнувшая бортом, наполнился водой.

Но он так торопился и был настолько взволнован, что даже не заметил этого.

Волшебник Алеша предусмотрительно уселся на заднем сиденье такси и тут же начал успокоительно похлопывать ладонью по портфелю и ласково поглаживать крышку термоса.

Дело в том, что джинн терпеть не мог ездить в такси. Он тут же начинал плаксиво жаловаться, что от запаха бензина его тошнит и укачивает. Не успевал шофер отъехать от дома, как он тут же принимался громко проклинать это бессердечное чудовище на четырех вращающихся лапах.

Водители с тревогой косились на портфель, изрыгающий проклятия.

Из-за этого часто случались всевозможные недоразумения.

Вот совсем недавно, да что там, ровно неделю назад, волшебник Алеша куда-то торопился и вызвал по телефону такси. Едва машина тронулась, джинн завел свою песню:

«О жестокое чудовище! Вместо сердца у тебя стучит счетчик! Ты только и умеешь, что выманивать деньги у моего повелителя. О безжалостный зверь, дышащий бензином!»

Водитель, к несчастью, попался на редкость нервный и впечатлительный. Не проехав и двух кварталов, он так разволновался, что пересек площадь прямо на красный свет.

«Я не виноват. У него портфель ругается», – попробовал он объяснить остановившему его молодому милиционеру.

«О птица Рух! Схвати это чудовище, которое меня так безбожно трясет и подкидывает, и низвергни его в бездонную пропасть!» – отчаянно завывал джинн из портфеля.

«Магнитофон?» – строго спросил милиционер.

«Джинн», – как всегда в подобных случаях, по-детски краснея, ответил волшебник Алеша.

Милиционер четко козырнул и посоветовал водителю ехать с минимальной скоростью.

Но на этот раз джинн вел себя на удивление тихо и примерно.

Он только время от времени еле слышно горестно вздыхал, иногда тихо шуршал, словно перелистывая страницы старинной книги.