– Какой еще суженый? – улыбнулась Марина.

– Да уж какой-нибудь… Не век же тебе с Игорькомхороводиться. Он до сорока лет под мамкину дудку пляшет. Нам такой не годится,сама ведь знаешь… Ну вот, хватит носом хлюпать, иди умойся, причепурься, чтобысразу все увидали – красавица пришла. К красавицам люди хорошо относятся. А наэту гадину наплюй и разотри!

Марина поцеловала Алюшу и пошла в ванную.

Через час никто не мог бы сказать, что эта элегантная,уверенная в себе женщина недавно рыдала на плече у старой няньки, чувствуя себянесчастной, одинокой, умирая от страха за единственного сына и от жалости ксебе. А еще через несколько часов, которые она провела на фирме в обществеДаниила Александровича, ее и вовсе нельзя было узнать. У нее светились глаза,на щеках выступил легкий румянец, она целиком была захвачена предстоящейработой и открывшимися перспективами.

– Мариночка Аркадьевна, я уверен, что нашесотрудничество будет весьма и весьма плодотворным, – мягким баритономпроизнес Даниил Александрович.

– Я тоже так думаю, – улыбнулась Марина.

Даниил Александрович, представительный мужчина лет сорока,чуть полноватый, показавшийся Марине вполне приятным, пошел проводить ее, итолько тут она спохватилась:

– Даниил Александрович, вы так меня ошеломили, что ядаже не спросила, а почему, собственно, вы обратились ко мне? Кто вам менярекомендовал, у меня ведь не такое уж громкое имя…

– А вы не в курсе? Вас настоятельно рекомендовалВсеволод Александрович Некрасов. Его вкусу мы полностью доверяем, тем более чтов случае с вами мы не можем заподозрить его в какой-либо пристрастности. –И он тонко улыбнулся.

Марине его замечание страшно не понравилось. А впрочем, чертс ним. Он, наверное, просто дурак. А Сева, как всегда, оказался замечательнымдругом.

– Не скрою, мы предложили эту работу ему, но онкатегорически отказался, заявил, что сейчас ему это неинтересно, и посоветовалобратиться к вам!

Они попрощались. Марина вышла на улицу. Ей в лицо ударилхолодный ветер с мелкими брызгами еще только начинающегося дождя. Онапоежилась. Но все равно, настроение было роскошное. Такая работа! И оченьхорошие деньги! Но тут дождь хлынул как из ведра. Зонтик лежал в машине. Маринаневольно отступила под козырек здания. В этот момент двери на фотоэлементахразошлись, и оттуда вышел Михаил Петрович. При виде ее он остолбенел:

– Вы? Господи, что вы тут делаете?

Неужели суженый? – испуганно подумала Марина и тут жеодернула себя: не будь дурой!

– Да вот пережидаю дождь.

– Марина, это же та самая третья встреча! Теперь вы неотвертитесь. И все-таки как вы сюда попали? Шли мимо?

– Отнюдь. Меня пригласили здесь поработать.

– Поработать? Кем?

– Меня пригласили оформить верхний, административныйэтаж. А вы? Вы здесь работаете?

– Ну да. Боже, это судьба, Марина! Послушайте, что мытут стоим, вы же, наверное, замерзли, такой ветер, а вы легко одеты. Пойдемтепосидим в холле!

Михаилу Петровичу было немного страшно. Это уж и в самомделе судьба! А еще она сегодня изумительно выглядит. Странно, в ее лице естьчто-то такое… родное… Неужели все дело только в Сидоровых глазах? Нет, нет, этаямочка на левой щеке, когда она улыбается… На правой такой ямочки нет. И едвазаметный шрамик на переносице, и рисунок губ… Я пропал…

– Марина, смотрите, дождь уже не так хлещет… Вы оченьторопитесь?

– Да нет… А что?

– Давайте пообедаем где-нибудь, помните, вы обещали,если будет третья встреча…

– Хорошо, я согласна, – неожиданно для себяпроизнесла Марина.

Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Проглянулосолнце.

– Идем? – спросил он, подавая ей руку.

– Идем!

Они вышли на улицу. Там было хорошо, пахло свежестью.

– Но у меня тут машина, – растерялась она.

– Ничего страшного, после обеда я привезу вас сюда же.

– Хорошо.

Они подошли к его «БМВ». Он открыл дверцу, но в этот моменту нее в сумочке зазвонил телефон.

– Извините! Алло!

– Маря, Маря, приезжай скорее, Мишка упал, головурасшиб… Я «скорую» вызвала, приезжай скорее, Маря! – рыдала в трубкуАлюша.

– Боже, Норино проклятье… – прошептала Марина.

– Что случилось?

– Мне срочно надо домой, мой сын разбился…

– Что значит – разбился? – Он схватил ее заруку. – Где разбился?

– Не знаю, упал, голову разбил… Пустите!

– Я вас не пущу, в таком состоянии нельзя садиться заруль! Я сам вас отвезу!

Он почти силой запихнул ее в машину.

У нее тряслись руки и зуб на зуб не попадал.

– Успокойтесь! Дети часто падают, расшибают себе всечто можно и нельзя, а через три дня уже снова лезут куда ни попадя. Уверяю вас,я знаю, что говорю, мой отец был нейрохирургом, он часто говорил: ребенокиногда так башкой треснется, что взрослый давно бы уже окочурился, а он полежитденек-другой – и как огурчик!

– Это правда?

– Что?

– То, что вы сейчас сказали? Или вы просто хотите меняутешить.

– Я безусловно хочу вас утешить, но то, что ясказал, – чистая правда. Я, конечно, уже не помню, почему так происходит,но вроде бы у детей в мозгу есть еще какая-то жидкость, которая амортизирует…

Почему-то его слова внушили ей доверие. И само присутствиеэтого человека ее как-то успокаивало.

К счастью, им удалось доехать, не попав в пробку. Когда онзатормозил у ее подъезда, она вдруг подумала: а я ведь, кажется, не сказала емуадрес.

– Спасибо, что довезли!

– Я с вами! – не терпящим возражений тоном заявилМихаил Петрович. – Мало ли что может понадобиться.

Алюша поджидала на площадке:

– Ох, Маря, как хорошо, что ты уже тут, «скорая» еще неприехала, а здесь ведь ехать – всего ничего.

Марина кинулась в квартиру. Мишка лежал на диване вгостиной, совершенно белый, с закрытыми глазами, в уголке рта запеклась кровь.

– Мишенька, Миша!

Он прошептал, не открывая глаз:

– Мамочка, меня тошнит!

– Тебя рвало?

– Да. Но несильно. Ты не волнуйся.

Марина заметила на лбу под упавшей прядкой кусок пластыря.

– Понимаешь, я бежал и споткнулся, а там железяка…

– Лежи, лежи, не надо разговаривать.