Макс толкается в меня бедрами, его член упирается между ягодиц, и спазм, как новогодняя гирлянда, зажигает миллионы огоньков по всем нервным окончаниям.

Мы не говорим, не спрашиваем. Просто трогаем друг друга, целуем, куда дотянемся.

Все это похоже на какую-то гонку.

Взгляд постоянно падает на стол, на шторы, цвет которых идеально сочетается с диванной обивкой.

Он нанимал дизайнера? Это была женщина?

Ревность коварной змеей вылезает из нутра и обвивает шею, душит.

Я больше не имею права на ревность.

Чья-то тарелка с лязгом падает на пол. Она не разбивается, но неприятный звук касается ушей, и я морщусь.

Затем падает вилка. Вспоминая примету, хочется дотянуться до нее ногой и наступить. Еще не хватает, чтобы какая-то баба пришла.

Властными движениями Макс разводит в стороны мои ноги и, продолжая массировать пульсирующую точку, снова толкается.

Искры осыпаются, а меня бьет дрожь.

– Не смогу, Макс… – слезно причитаю.

Щеки мокрые, но я не плачу, это все от ощущений.

– Доверься мне, Ляль.

Своим напором бывший муж только сильнее загоняет меня в угол. Я же не могу сопротивляться. Это выше меня.

Я таю, млею, горю, медленно умираю.

Шепчу что-то невпопад, мычу.

Макс пальцем очерчивает мои губы и погружает указательный в рот. На языке максимум вкуса, соль кожи и горечь мыла для рук. Любитель, блин, частого мытья рук.

Втягиваю палец, посасываю. У самой от этого действия удовольствие такого объема растягивает изнутри, что лопаюсь и разбиваюсь на миллионы звезд.

Кречетов всегда знал, как мне нравилось, как я любила. Каждую точку, каждую впадинку, все изучил.

Он ведь мой первый мужчина. Муж, хоть и бывший.

Снова всхлип. Горький и сладкий одновременно.

Мне никогда не было так плохо и так хорошо.

Промежность затянута влагой, внутри адски пусто, до боли, до противных ноющих чувств.

Сама подаюсь бедрами назад, требуя заполнить меня собой. Здесь, сейчас, резко.

Макс водит головкой вдоль складок, чуть проникает и выходит. Обессиленно полностью ложусь на стол, подставляя себя под него.

Он входит до упора одним толчком и яростно начинает вбиваться. Движения торопливые, быстрые.

Будто нас вот-вот поймают.

Кайф.

Звук влажных шлепков заполняет комнату.

Все порывисто, словно чертим множество коротких отрезков.

Сжимаю ткань скатерти, пытаюсь ее порвать, пока Кречетов вонзает пальцы в мягкие ягодицы. И толкается, толкается. Тазобедренные косточки больно ударяются о край стола.

– Макс! – хрипло зову. Горло саднит от вздохов, а кислород жжет легкие, – телефон. Твой телефон.

Заунывная мелодия, которую он не менял никогда, кружит вокруг нас. Я могу ее по нотам разложить. Противная, мерзкая песня.

Это ведь она звонит. В такое время только она может.

Она ждет его.

А Макс еще жестче нанизывает мое тело на свой член. Ласки настойчивые, кожа под таким натиском готова стереться.

Телефон прекращает трезвонить в тот момент, когда начинает звонить мой.

Да что ж такое?

Я знаю, кто звонит и зачем. Страх, что не отвечу, становится на одну ступеньку с возбуждением. Количество крови в теле будто увеличивается, потому что я чувствую всю тяжесть и давление.

А потом взрыв.

Содрогаюсь рваными волнами, мышцы промежности сжимаются и разжимаются. Вены прогоняют литры бордовой жидкости, а сердце вырывается из центра груди.

Боже, как хорошо.

Толчки продолжаются, пока Макс не застывает и не орошает поясницу обжигающими каплями спермы.

Как сумасшедшие. Шальные, лишенные разума. Что мы только что натворили…

Макс говорил однажды, что табу заряжает многих. Страх и страсть на самом деле очень похожи между собой. Можно сказать, это составляющие одного и того же коктейля. Ты получаешь больше острых ощущений, когда есть риск быть пойманным.

Когда отдаешь себя и контроль над собой другому, можно не только расслабиться, но и получить наивысшее наслаждение и, как следствие, более глубокий оргазм.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ляль…

– Все нормально, – спешу заверить, хотя это далеко не так.

Меня мутит от осознания, что только что произошло.

Еще не прошла посторгазменная конвульсия, а я бегу к куче вещей, небрежно брошенной в угол комнаты, и забираю оттуда свою одежду.

Хм… А Макс всегда аккуратистом был. Что с ним станет, когда он заметит, в каком виде его рубашка и брюки?

Натягиваю джинсы, кофту. Пальцы не слушаются, мозг плывет, перед глазами тоже не все четко.

Господи, я переспала со своим бывшим, когда на моем пальце кольцо от другого.

Что теперь будет?

Неужели я смогла так поступить? Ненависть к себе стягивает тугими канатами весь доступ к кислороду.

Так нельзя, нельзя…

– Сбегаешь? – слышу в спину. Как выстрел, ей-богу.

Молчу. Не нахожусь, что ответить. Он презирать меня должен за то, как я поступила.

Но я чутко ощущаю шаги позади, теплые руки на моей талии, которые разворачивают меня к себе лицом, как куклу.

– Помнишь, ты через год после нашей свадьбы подхватила пневмонию? Лежала в больнице, а я места себе не находил. Думал, стены пробью к чертям собачьим, если не увижу тебя?

Его взгляд хуже касаний. Я боюсь посмотреть на него и увидеть там то, что скрывается за семью печатями. То, что с таким трудом зашивала я в своем сердце.

Незабытые чувства.

– Тебя не пускали ко мне. Было нельзя.

– А я залез.

– Дурак. Ты мог заразиться.

– Но не заразился ведь.

– Тебя выгоняли из больницы всей охраной. Еще и полицию вызвали.

– Зато я классно тебя тогда трахнул. И заметь, ты сразу на поправку пошла.

– Вообще-то, я уже была почти в норме. Меня выписали на следующий день, Кречетов.

Макс убирает выбившуюся влажную прядь и заправляет ту за