— Эта чертова дверь острая, — проворчал он, тряся уколотым пальцем, на конце которого сразу же сформировалась маленькая красная капля. Набухнув, она упала, и на ее месте тут же появилась другая. — Почему вы не шлифуете углы? — накинулся он на Зимана. — На вас можно подать в суд.

— Полиция, — пролепетал Зиман. — Нужно позвонить в полицию.

— Наконец-то, разумная мысль: звоните уже, — сердито сказал Франклин. — Чую, ввязались мы в какую-то историю. Я, конечно, не знаю, что за хрень у вас тут творится, но, по-моему, перед нашим посещением кто-то потрудился вынести отсюда все ценности. Деньги, или украшения, или, не знаю, золотые слитки. А эту… вещь… положили, чтобы сбить нас с толку, — обвиняющим взглядом он посмотрел на Николь. — Вы уверены, что ничего не брали из сейфа перед смертью мужа?

— Это невозможно, — ледяным тоном сказал Зиман. — Повторяю вам, миссис Данилович никогда не была в хранилище. Мы внимательно следим за этим.

— Да, так внимательно, что кто-то пробрался сюда и положил в сейф отрезанную руку — внимательней некуда.

Николь не могла оторвать взгляд от кисти.

Ногти были ухоженными, но под кончиками двух из них виднелись тонкие полоски грязи. В остальном кисть выглядела так, будто ее только что помыли. На бумаге, в которую она была завернута, блестели несколько капель крови.

— Вы что-то не очень удивлены, — налоговый агент повернулся к Николь. — Может, вы именно это и ожидали найти? Вы не знали об этой руке до того, как пришли в банк?

— Нет. Я никогда… — сбитая с толку и напуганная, она пыталась подобрать нужные слова для ответа. — Я просто… я правда не знаю…

—. Это рука вашего мужа?

— Конечно, нет!

— Незачем грубить, — вступился за нее Зиман. — Миссис Данилович только что потеряла супруга. Имейте хоть каплю уважения к ее чувствам.

— Все в порядке, — слабым голосом сказала Николь.

— Нет, не все, — упрямился Зиман. — Он представитель отделения государственных доходов Пенсильвании. Существуют стандарты поведения для служащих публичных организаций. Если он не желает вести себя достойно, я сообщу о его поведении начальству.

— Хорошо, хорошо, я извиняюсь, — пробурчал Франклин. — Просто она так смотрела на нее: я думал, она узнала…

Николь облокотилась о металлическую стенку. Ее колени подкашивались.

— Я позвоню в полицию, — предложил Зиман.

Когда директор банка покинул хранилище, Уэнделл Франклин ухмыльнулся и подмигнул Николь.

— Ну же, детка. Ты уверена, что ничего об этом не знаешь?

Она закрыла глаза. Как ей хотелось, чтобы он ушел! Ей сейчас требовалось остаться одной, а потом открыть глаза и обнаружить, что все это просто дурной сон.

17

Первым из полицейских приехал бритоголовый великан, который приходил в ночь смерти Пола. Слава небесам, он даже не попытался зайти в хранилище.

Сразу за ним явился Виктор Росток, и на этот раз Николь была рада его видеть. Все-таки когда рядом находился знакомый человек, пусть и в полицейской форме, Николь чувствовала себя спокойнее. Она поприветствовала его дружеской улыбкой, но он словно бы ее и не заметил.

Чтобы позволить Ростку открыть дверцу сейфа, Николь пришлось отойти от стены. Проходя рядом с ней, полицейский задел крепким бицепсом ее левую грудь. Покраснев, она почувствовала, как ее сосок напрягся в ответ на прикосновение.

К счастью, этого он тоже вроде бы не заметил. Судя по всему, его интересовало только содержимое ячейки.

— Не похоже, чтобы кисть лежала здесь долго, — заключил он. — При комнатной температуре, тем более в отсутствии вентиляции, кожа очень быстро начала бы менять цвет и опухать. Даже если бы рука пролежала здесь одну ночь, мы сейчас ощущали бы сильный запах разложения. Так что ее, вероятно, положили сюда днем.

Он потыкал в кисть кончиком механического карандаша, продавливая кожу в центре ладони. Кожа упруго восстановила свою форму.

— Этого не может быть, — возразил Зиман. — Ячейка была опечатана. Никто не мог просто так, без моего ведома, пройти сюда и отпереть дверцу. Для этого ему потребовалось бы пройти мимо моего стола в рабочее время, а я не отходил сегодня весь день, и вчера тоже. Никого постороннего я не видел.

— А если ночью? — спросил Росток. — Или утром, до того, как банк открылся для посетителей?

— В дверь нашего хранилища встроены датчики движения, инфракрасные и другие специальные сенсоры. Сигнализация, как вы знаете, напрямую связана с полицейским участком. В случае ночного проникновения вы получили бы сигнал тревоги.

Росток дотронулся кончиком карандаша до отсеченного края кисти. К его кончику прилипла капля темнокрасной жидкости.

— Ничего себе, — пробормотал полицейский. — Кровь до сих пор не свернулась, а кожа все еще розовая. Нет, кисть явно лежит здесь недолго. Я бы сказал, что не более двух часов. Кто был в хранилище этим утром?

— Я открывал дверь в восемь утра, — начал рассказывать Зиман. — На замке есть таймер, и попасть в хранилище раньше невозможно. Я лично выдал кассиру наличные из сейфа — как обычно. После этого сюда никто не входил — за исключением миссис Данилович, конечно. Должен вам заметить, доступа к этому отделению нет даже у работников банка. Как видите, здесь есть отдельная дверь, и она открывается независимо от основного замка — так удобнее вести учет каждого, кто проходит, — он кивнул в направлении решетчатой двери позади них. — Мы открываем ее, когда приходит клиент, и закрываем, как только он уходит.

— Сама по себе она здесь тоже не возникла, — резким тоном сказал Росток. — Когда Пол приходил сюда в последний раз?

— В смысле, чтобы открыть сейф? Никогда.

— Но я думал… — полицейский повернулся к Николь. — Разве ваш муж не арендовал этот сейф?

— Возможно я недостаточно подробно рассказал по телефону, — поспешил прояснить ситуацию Зиман.

Ключ принесла миссис Данилович, но изначально сейф арендовал отец Пола.

— Старик Иван? — Росток нахмурился.

— Да. Он снял этот сейф в 1946 году.

— В 1946? — не веря своим ушам, переспросил Росток. — Это же больше, чем полвека назад.

— Именно. Пока мы вас ждали, я перепроверил все записи. Сейф арендован 16 октября 1946 года, и с тех пор не открывался. Ни разу.

В тесном хранилище повисла душная тишина.

Николь не могла больше находиться рядом с Уэнделлом Франклином. Теперь ей казалось, что потеют все — не только от жары, но и от напряжения. Она чувствовала, как ее собственный пот ручейком стекает в лифчик, в ложбинку между грудями. Отчаянно хотелось выбраться отсюда, на свежий вечерний воздух — пусть и теплый, но избавленный от вони мужского пота, смешанной с тем сухим заплесневелым запахом, что исходил от отрезанной кисти. Он