Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Позвольте, я запишу и сегодня же приступлю к лечению…
— Очень надеюсь! Если кто-то вздумает мешать или еще как-то противодействовать, отправится прямиком в Сибирь. Снег убирать!
— Что, весь? — ужаснулся лекарь.
— Сколько успеют, — на всякий случай успокоил я его, после чего обернулся к матросу, продолжавшему греть уши рядом с нами.
— А что, братец, у вас на «Усердном» все такие шустрые?
— Так точно, ваше императорское высочество, все! Потому мы не как иные и прочие, а по научной части состоим!
— Серьезно? — удивленно посмотрел я на всезнайку Головнина.
— Все верно, — едва заметно улыбнулся тот. — Этот пароход уже несколько лет занят исключительно опытами с минами академика Якоби.
— Ага. Их превосходительство у нас все равно, что член экипажа!
— Вот значит как. Ты сам-то грамотный?
— Как же иначе-с? Мы ведь из потомственных кантонистов. Еще дед на «Рождестве Христовом» — флагмане самого адмирала Федора Федоровича Ушакова, светлая ему память, — и он тут же перекрестился, бросив быстрый взгляд в красный угол с иконами, — французов в Средиземном море бил-с. Батюшка в Наваринском сражении на фрегате «Елена» ранение получил. Теперь вот мне черед отличиться.
— Значит, в бой рвешься?
— Осмелюсь доложить, наше дело служивое! Кого прикажут, тех и побьём! Хоть бы и англичан с французами.
— Экий молодец…
— Дозвольте заметить, ваше императорское высочество?
— Ну, говори, раз начал.
— Если будет на то ваша воля, так я насчет ягод у маменьки бы справился. Она у меня на Выборгской стороне торговлишку имеет, коли что надо, враз сыщет.
— Слышал, Александр Васильевич, к кому надо обратиться?
— Благодарю покорно! — рассмеялся секретарь. — Теперь буду знать.
Надо сказать, этот парень мне понравился. Напомнил меня же из прошлой жизни. Такой же бойкий был на срочной и за словом в карман не лез, отчего неоднократно получал наряды. А ведь он, узнай офицеры о подобной дерзости, так легко не отделается. Нижних чинов и за меньшее секут без всякой жалости! Надо бы его к себе забрать. Верный человек всегда пригодится…
— Выздоравливай, — искренне пожелал я ему, и, достав из-за пазухи портмоне, вытащил из него блестящий, свежеотчеканенный серебряный рубль с имперским двуглавым орлом.
— Покорнейше благодарим! — расплылся в широкой улыбке матрос, обнажив при этом кровоточащие десны, отчего картина стала откровенно жутковатой. — Таперича обязательно!
Госпитальное начальство недолго оставалось в неведении о моем визите. Не прошло и получаса, как один за другим начали появляться главный доктор, старшие, младшие ординаторы и остальные врачи. Вид у большинства из них был испуганный, ну или, по крайней мере, встревоженный.
— Ваш визит большая честь для нас, — льстиво улыбаясь, заявил Николай Игнатьевич Браилов. — Жаль только, что ваше императорское высочество не дали нам времени подготовиться для встречи столь высокого гостя…
— Ничего страшного. Все, что мне было нужно, я увидел. А теперь мне, пожалуй, пора. Но мы еще увидимся. Обещаю!
Пожав на прощанье руку зардевшемуся от такой чести Католинскому, мы с Головниным уехали, оставив чиновников в состоянии, близком к панике.
— Знаешь что, Александр Васильевич, пригласи-ка ко мне еще и директора медицинского департамента.
— Карла Ивановича Менде?
— Его.
— Он как раз и возглавляет созданную по вашему поручению особую комиссию по искоренению цинги.
— Тем лучше.
— Константин Николаевич, вы же понимаете, что этот госпиталь один из лучших в империи?
— Хочешь сказать, остальные еще хуже?
— Этого я не говорил, — вывернулся секретарь. — Просто припомнил, как вы давеча толковали о медицине.
Хм. Видимо, он был не так уж и пьян.
[1] Напоминаем, что в те времена термин «военное судно» не только возможен, но и общеупотребителен.
Глава 7
Из госпиталя мы отправились на обед, но почему-то не во дворец, а к Донону. Я в это время был занят мыслями о состоянии медицины и решал, стоит ли еще больше вмешаться, или же можно доверить профессионалам. Тому же Пирогову. Он, к слову, не так давно вернулся из действующей армии на Кавказе, где практиковался в полевой медицине, а теперь преподает в Медицинско-Хирургической академии. Говорят, что образованная публика валит на его лекции и операции, не меньше чем на спектакли нынешних примадонн.
В общем, пока я размышлял, наши сани остановились перед рестораном, и мне ничего не оставалось кроме того, как зайти. Увешанный медалями швейцар из отставных преображенцев принял у нас с Головниным шубы. Радостный метрдотель, постоянно кланяясь, препроводил в отдельный кабинет, и только тогда у меня возник вопрос.
— Александр Васильевич, ты зачем меня сюда привел?
— Разве вы не желаете отобедать? — как-то по-мефистофельски улыбнулся тот.
— Желаю. Но почему здесь?
— Тут отличная кухня!
— Ладно. Проверим.
Рождественский пост еще не начался, и потому нам предложили не только уху из стерляди и разварную лососину с соусом тартар, но и ростбиф — такой могучий кусок нежнейшего мяса «с кровью». К нему добавили не очень понятно зачем жареных цыплят со спаржей. Когда метрдотель обозначил, что сейчас принесут римский пудинг, я уж было понадеялся, что мы, наконец-то, доплыли до сладкого. Но не тут-то было. Оказалось, что это очень мудреный пирог с макаронами, сыром, мелко рубленым тушеным мясом кролика. Вот за поглощением этого последнего мне в голову пришла мысль, а не пора ли нам ввести в рацион моряков кое-какие блюда из будущего?
— О чем задумались, Константин Николаевич? — заинтересовался ничего не упускающий Головнин.
— О рационе матросов.
— Вот как? Не устаю поражаться разносторонности ваших интересов. И какие есть идеи?
— Просто подумалось. Быт на паровых кораблях будет отличаться от такового на парусниках. Совершенно очевидно, что отразится и на кухне. Так почему бы не появиться новым блюдам. Скажем, борщу или макаронам по-флотски?
— Макаронам?
— А что вас удивляет?
— Ну, они очень дороги.
— Разве?
— Да. По меньшей мере, в три раза дороже гороха или любой другой крупы, пригодной для приготовления каши, и почти равен по цене с говядиной.
— Но отчего так?
— Единственная фабрика, производящая макароны в России, находится в Одессе. А все редкое — дорого и потому доступно только богатым! Так что воля ваша, но мне совсем не понятно, к чему вчерашним