кожурой, только опять — промыть сначала простой водой, а затем ошпарить кипятком…

— Позвольте, я запишу и сегодня же приступлю к лечению…

— Очень надеюсь! Если кто-то вздумает мешать или еще как-то противодействовать, отправится прямиком в Сибирь. Снег убирать!

— Что, весь? — ужаснулся лекарь.

— Сколько успеют, — на всякий случай успокоил я его, после чего обернулся к матросу, продолжавшему греть уши рядом с нами.

— А что, братец, у вас на «Усердном» все такие шустрые?

— Так точно, ваше императорское высочество, все! Потому мы не как иные и прочие, а по научной части состоим!

— Серьезно? — удивленно посмотрел я на всезнайку Головнина.

— Все верно, — едва заметно улыбнулся тот. — Этот пароход уже несколько лет занят исключительно опытами с минами академика Якоби.

— Ага. Их превосходительство у нас все равно, что член экипажа!

— Вот значит как. Ты сам-то грамотный?

— Как же иначе-с? Мы ведь из потомственных кантонистов. Еще дед на «Рождестве Христовом» — флагмане самого адмирала Федора Федоровича Ушакова, светлая ему память, — и он тут же перекрестился, бросив быстрый взгляд в красный угол с иконами, — французов в Средиземном море бил-с. Батюшка в Наваринском сражении на фрегате «Елена» ранение получил. Теперь вот мне черед отличиться.

— Значит, в бой рвешься?

— Осмелюсь доложить, наше дело служивое! Кого прикажут, тех и побьём! Хоть бы и англичан с французами.

— Экий молодец…

— Дозвольте заметить, ваше императорское высочество?

— Ну, говори, раз начал.

— Если будет на то ваша воля, так я насчет ягод у маменьки бы справился. Она у меня на Выборгской стороне торговлишку имеет, коли что надо, враз сыщет.

— Слышал, Александр Васильевич, к кому надо обратиться?

— Благодарю покорно! — рассмеялся секретарь. — Теперь буду знать.

Надо сказать, этот парень мне понравился. Напомнил меня же из прошлой жизни. Такой же бойкий был на срочной и за словом в карман не лез, отчего неоднократно получал наряды. А ведь он, узнай офицеры о подобной дерзости, так легко не отделается. Нижних чинов и за меньшее секут без всякой жалости! Надо бы его к себе забрать. Верный человек всегда пригодится…

— Выздоравливай, — искренне пожелал я ему, и, достав из-за пазухи портмоне, вытащил из него блестящий, свежеотчеканенный серебряный рубль с имперским двуглавым орлом.

— Покорнейше благодарим! — расплылся в широкой улыбке матрос, обнажив при этом кровоточащие десны, отчего картина стала откровенно жутковатой. — Таперича обязательно!

Госпитальное начальство недолго оставалось в неведении о моем визите. Не прошло и получаса, как один за другим начали появляться главный доктор, старшие, младшие ординаторы и остальные врачи. Вид у большинства из них был испуганный, ну или, по крайней мере, встревоженный.

— Ваш визит большая честь для нас, — льстиво улыбаясь, заявил Николай Игнатьевич Браилов. — Жаль только, что ваше императорское высочество не дали нам времени подготовиться для встречи столь высокого гостя…

— Ничего страшного. Все, что мне было нужно, я увидел. А теперь мне, пожалуй, пора. Но мы еще увидимся. Обещаю!

Пожав на прощанье руку зардевшемуся от такой чести Католинскому, мы с Головниным уехали, оставив чиновников в состоянии, близком к панике.

— Знаешь что, Александр Васильевич, пригласи-ка ко мне еще и директора медицинского департамента.

— Карла Ивановича Менде?

— Его.

— Он как раз и возглавляет созданную по вашему поручению особую комиссию по искоренению цинги.

— Тем лучше.

— Константин Николаевич, вы же понимаете, что этот госпиталь один из лучших в империи?

— Хочешь сказать, остальные еще хуже?

— Этого я не говорил, — вывернулся секретарь. — Просто припомнил, как вы давеча толковали о медицине.

Хм. Видимо, он был не так уж и пьян.

[1] Напоминаем, что в те времена термин «военное судно» не только возможен, но и общеупотребителен.

Глава 7

Из госпиталя мы отправились на обед, но почему-то не во дворец, а к Донону. Я в это время был занят мыслями о состоянии медицины и решал, стоит ли еще больше вмешаться, или же можно доверить профессионалам. Тому же Пирогову. Он, к слову, не так давно вернулся из действующей армии на Кавказе, где практиковался в полевой медицине, а теперь преподает в Медицинско-Хирургической академии. Говорят, что образованная публика валит на его лекции и операции, не меньше чем на спектакли нынешних примадонн.

В общем, пока я размышлял, наши сани остановились перед рестораном, и мне ничего не оставалось кроме того, как зайти. Увешанный медалями швейцар из отставных преображенцев принял у нас с Головниным шубы. Радостный метрдотель, постоянно кланяясь, препроводил в отдельный кабинет, и только тогда у меня возник вопрос.

— Александр Васильевич, ты зачем меня сюда привел?

— Разве вы не желаете отобедать? — как-то по-мефистофельски улыбнулся тот.

— Желаю. Но почему здесь?

— Тут отличная кухня!

— Ладно. Проверим.

Рождественский пост еще не начался, и потому нам предложили не только уху из стерляди и разварную лососину с соусом тартар, но и ростбиф — такой могучий кусок нежнейшего мяса «с кровью». К нему добавили не очень понятно зачем жареных цыплят со спаржей. Когда метрдотель обозначил, что сейчас принесут римский пудинг, я уж было понадеялся, что мы, наконец-то, доплыли до сладкого. Но не тут-то было. Оказалось, что это очень мудреный пирог с макаронами, сыром, мелко рубленым тушеным мясом кролика. Вот за поглощением этого последнего мне в голову пришла мысль, а не пора ли нам ввести в рацион моряков кое-какие блюда из будущего?

— О чем задумались, Константин Николаевич? — заинтересовался ничего не упускающий Головнин.

— О рационе матросов.

— Вот как? Не устаю поражаться разносторонности ваших интересов. И какие есть идеи?

— Просто подумалось. Быт на паровых кораблях будет отличаться от такового на парусниках. Совершенно очевидно, что отразится и на кухне. Так почему бы не появиться новым блюдам. Скажем, борщу или макаронам по-флотски?

— Макаронам?

— А что вас удивляет?

— Ну, они очень дороги.

— Разве?

— Да. По меньшей мере, в три раза дороже гороха или любой другой крупы, пригодной для приготовления каши, и почти равен по цене с говядиной.

— Но отчего так?

— Единственная фабрика, производящая макароны в России, находится в Одессе. А все редкое — дорого и потому доступно только богатым! Так что воля ваша, но мне совсем не понятно, к чему вчерашним