Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кролик Лёха, подергивая пуговкой черного носа, сидел на полу спальни, терпеливо ждал пробуждения своего хозяина.
Виктор спал, уткнувшись в подушку, и чему-то безмятежно улыбался во сне. По подушке медленно полз солнечный зайчик.
Неспешно, но безостановочно двигаясь, он добрался до его подбородка, высветил игравшую на губах улыбку и, проскользив по носу, закопошился в длинных ресницах закрытых век. Виктор дернул головой и открыл глаза.
Воспоминания прошедшей ночи тут же нахлынули на него. Он повернул голову, чтобы посмотреть на Арину, но она, так же как и накануне (видимо, по обычной своей привычке!), была укутана с головой.
Виктор протянул было руку, чтобы сдернуть с нее простыню, но на ходу передумал, с великой осторожностью выскользнул из постели, схватил валявшиеся на полу шорты и, сделав Лёхе знак следовать за ним, на цыпочках вышел из комнаты, стараясь двигаться как можно более бесшумно.
Кролик недоуменно всплеснул ушами и мягко запрыгал вслед за хозяином.
На кухне Виктор нацепил шорты, включил тостер, залил кофеварку и насыпал кролику еды, строго предупредив его при этом:
— Лёха, сделай мне одолжение, не вздумай шуметь, хорошо?
Лёха почти беззвучно принялся за еду, как бы подтверждая, что договоренность по этому вопросу между ними достигнута.
Виктор же полностью сосредоточился на приготовлении кофе и тостов, сейчас был его ход, и он не хотел ударить в грязь лицом.
Вскоре он уже входил в спальню, держа в руках поднос с дымящимися чашечками и горячими тостами.
— Доброе утро, сеньорита! — провозгласил он.
Подошел к кровати, торжественно водрузил поднос на тумбочку рядом с ней.
— Ваш кофе подан!
Из-под простыни, однако, не последовало никакой реакции. Все там было беззвучно и неподвижно.
Выражение лица Виктора вдруг резко изменилось. Неприятное предчувствие морозом прокатилось по нему. Он нагнулся и рывком сдернул простыню.
Арины не было. На ее месте лежало свернутое одеяло, которому были умело приданы очертания человеческого тела.
С минуту Виктор стоял, тупо уставившись на постель, словно надеялся, что девушка каким-то образом сейчас материализуется на ней. Затем резко повернулся и рысью побежал по дому, распахивал все двери, попадавшиеся на пути.
Арина нигде не обнаружилась.
Задыхаясь то ли от волнения, то ли от быстрого бега, Виктор остановился посреди гостиной и простоял так некоторое время, до тех пор, пока блуждающий взгляд его не наткнулся на Лёху, лупоглазо наблюдавшего за ним.
— Где она, Лёха? — прошептал он. — Где Арина?
Он снова вернулся в спальню, оттуда опять последовал на кухню и, наконец, вновь оказался в гостиной. Теперь он двигался медленно, тщательно осматривал дом в тщетной надежде обнаружить хоть малейшие следы пропавшей девушки.
К его полному изумлению, не нашел ровным счетом ничего, что хоть как-то напоминало бы о ее пребывании.
Виктору показалось, что он сходит с ума.
— Ничего, Лёха, ты понимаешь? — пожаловался он кролику. — Абсолютно ничего. Как будто ее и не было!
Поморщившись, как от боли, он крепко потер виски.
Ведь не приснилось же все это, в самом деле!
Неожиданно новая мысль пришла ему в голову. Он помчался в спальню, нацепил джинсы, кроссовки и, на бегу застегивая рубашку, опрометью выскочил из дома.
Лёха, дергая носом, неодобрительно посмотрел ему вслед.
Ветер окончательно стих, и лес стоял совсем неподвижный, темной громадой возвышаясь над домом. Утренний туман, клубясь, выползал из-за деревьев, стелился вокруг белесой призрачной пеленой, покрывал белизной пустынную дорогу.
Виктор сделал несколько шагов, набрал воздуха и во всю силу своих легких заорал:
— Арина-а-а-а-а-а-а-а!
Он прислушался.
Лес, замерев, молчал, не шевелился, и только одно, чуть в стороне от других стоявшее дерево странным образом угрюмо покачивало ветвями.
Виктор повернулся в другую сторону, снова открыл было рот, чтобы крикнуть, и вдруг так и застыл, пораженный увиденным, а, вернее, не увиденным, ибо там, где вчера еще стояла его врезавшаяся в дерево машина, теперь ничего не было.
Машина исчезла.
Он подбежал к дереву, нагнулся, ища на нем отметины от удара, и наконец удовлетворенно выпрямился. Повреждения, нанесенные стволу его «восьмеркой», сейчас были столь же явственно видны, сколь и накануне. По крайней мере, стало очевидно, что он, Виктор, в полном рассудке и все, что творилось с ним последние двое суток, происходило на самом деле.
— Черт! — выругался он.
Причем было не очень понятно, относилось ли это ругательство к исчезнувшей девушке, или же он просто выплескивал из себя накопившуюся в нем ярость.
Виктор повернулся и быстро зашагал к дому, на ходу шарил по карманам в поисках ключей. Карманы, однако, были пусты.
Ключей не было!
— Черт! Черт! Черт!
Все же подергал дверь, убедился, что та безнадежно заперта и, обежав вокруг дома, оказался на своеобразном заднем дворе, который служил одновременно и садом, и складом старых ненужных вещей. Чего здесь только не было: древнее, продавленное кресло, велосипед, старый кинопроектор, несколько удочек, пишущая машинка, песочные часы и тому подобный хлам.
Виктор подбежал к цветочному горшку с бегонией, порылся в нем, извлек из земли запасной ключ от задней двери. Дверью этой он пользовался довольно редко, а уж ключом и подавно. Ключ даже заржавел от долгого лежания в земле.
Виктор отряхнул его, почистил и на этот раз уже без всяких неожиданностей открыл дверь и зашел в дом.
Одной рукой он схватил телефон, другой заграбастал телефонную книгу и, ловко прижимая трубку плечом, скоро нашел и тут же набрал нужный номер. Телефон у него был старый, с круглым диском, который следовало вращать пальцем.
Одновременно удобно устроился на полу и, прислонившись к дивану, стал ждать, пока на другом конце провода снимут трубку.
— Алло, — раздался наконец тонкий женский голос.
— Здрасьте, — несколько нервно ответил Виктор. — Это автобусная станция, да?
— Ну да, — невозмутимо ответил голос. — А вы куда звоните? Чего же еще?..
— Будьте добры, скажите мне, пожалуйста, — Виктор был просто сама любезность, — был уже сегодня автобус в город?
— Ясно, что был, — голос звучал все так же индифферентно, — ушел полчаса назад.
— Полчаса? — расстроился Виктор. — Вот как?
— Ага, вот так. — В голосе появилось легкое