Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне нравятся твои привилегии, — усмехнулась Рима. — Всегда при деньгах. Удобно.
Нас отвлек шум от другого павильона, куда стекался народ. Что там происходит? Мы подошли к нему, пытаясь через плотную толпу рассмотреть, что там. Встала на цыпочки, чтобы хоть что-то увидеть. В середине толпы стоял низкорослый толстяк в потной рубахе и созывал народ на аукцион.
Интересно, что здесь будет выставлено на продажу? Учитывая, что я теперь всегда при деньгах, могу и купить. А аукцион — это всегда азарт. В предвкушении аж глаза загорелись.
— Подходите, подходите, только сегодня, — вещал лысый толстяк с большими усами, — вы сможете приобрести себе рабыню!
Что?!
Не может быть! Моему возмущению не было предела. Как так?!
Толстяк вывел на середину девочку лет десяти. Худенькая, с рыжими кудряшками, одета в когда-то белую майку и шорты, с ободранными коленками, растерянная. В больших потухших глазах стояли слезы.
Мы с Римой переглянулись в ужасе.
— Пако, что здесь происходит? — спрашиваю дрожащим голосом, предчувствуя ответ.
— Как видишь, ее продают в рабство, — виновато пояснил Пако и опустил голову.
— Здесь существует рабство? — прошипела Рима, чтобы только не закричать.
— Насколько мне известно, это запрещено, — обреченно смотря на нас, произнес Пако, — Это Непознанные Земли, они трудно поддаются управлению, и как бы Теодор ни искоренял рабство… как видишь, оно есть.
Мужчины рядом преспокойно обсуждали, как можно использовать маленькую рабыню. Пока она достигнет зрелого возраста, чтобы можно было продать в бордель, потребуется немало затрат. Дабы их избежать, надо устроить ее к кому-нибудь на подхват, этакую девочку на побегушках, или определить на кухню. Глядишь, и отработает деньги, потраченные на нее.
Услышанный разговор поверг меня в шок.
Они так просто ломают судьбу ребенка. Их нисколечко не заботит моральный аспект. Они вот так запросто купили бы ее, а затем продали в бордель, лишь бы не было убытков.
Ужас!
— Я так понимаю, в этом городе продажа детей — нормальное явление, — заметила дрогнувшим голосом. — Эти мужчины спокойно обсуждают варианты ее использования.
— Продажа своих детей строго запрещена, — пояснил Пако, всматриваясь в девочку.
— Похоже, она дитя не этого мира, — произнесла Рима. — Взгляни на ее одежду.
— Действительно, она не в балахоне. Может, она из нашего мира? — предположила я.
— Нет, у нее аура не человека. Но уж очень слабая и размытая, что так сходу и не определишь, — расфокусировав взгляд, сообщил Пако.
— Странно, я ведь никого еще не пропускала. Значит, существуют другие порталы.
— Странно совсем другое. Ни один уважающий себя магистр не позволил бы притащить сюда ребенка, а затем продавать его в рабство.
— Почему именно магистр? — поинтересовалась Рима.
— Только очень сильные маги могут открыть порталы в другие миры, это очень затратно, а других меж мировых порталов нет.
— Есть или нет, но факт налицо, — парировала я, указывая на работорговца.
Пока мы разговаривали, начались торги.
— Идем отсюда, — предложил Пако.
— Что?! — воскликнула Рима, явно не веря своим ушам.
— Все равно мы ничем не сможем ей помочь, — Пако взял ее за руку.
— Давай всех разгоним, — предложила я.
— Как ты себе это представляешь?
— Ты же у нас помощник магистра и уважаемый маг, — напомнила я ехидно.
— Это в своем мире!
— Тогда, что ты предлагаешь? — уперла руки в бока и уставилась на него.
— Всех не спасешь.
— Не спасу. Но сделаю хоть что-то для одной маленькой девочки.
— Последний шанс купить себе рабыню! — голосил аукционер. — Посмотрите, это хорошая инвестиция. Кто даст восемьдесят пять зведов? — он выжидающе оглядел толпу. — Восемьдесят зведов раз…
— Пако, что такое зведы?
— Местные деньги.
— Восемьдесят зведов два…
— Во…
— Восемьдесят пять, — выкрикнула я, прервав аукционера.
— Кто предложит больше?
— Ты что творишь? — прошипел мне в ухо Пако. — Зачем тебе рабыня?
— Как ты можешь так говорить? — вмешалась Рима. — Она спасает ее от печальной участи.
— Восемьдесят пять зведов раз…, восемьдесят пять зведов два… восемьдесят пять зведов три… Продано странно одетой девушке!
Мы с Римой обнялись, завизжали и запрыгали от радости. Ура! Я выиграла аукцион.
Я зажмурилась и мысленно произнесла: «Мне надо восемьдесят пять зведов».
Засунула руку в карман и достала оттуда заветные бумажки. Подошла к продавцу, он как будто прятал от меня глаза. Может, мое отношение к происходящему написано на моем лице? Подала ему деньги, он мне — бумагу, что я владелица рабыни. Документом язык не поворачивается назвать. Вот не подумала бы, что на это и официальный документ дают. Затем мне вручили конец веревки, которой была связана девочка. Ужас, что за мир здесь такой?! Едва я глянула на веревку, во мне поднялась злость. Захотелось ее разорвать, схватить бедное дитя на руки, обнять покрепче, скорее бежать из этого мира подальше и больше никогда не возвращаться. Ни за что!
— Пако, развяжи девочку.
А у самой ком в горле, в глазах слезы. Кто допустил такое обращение с детьми? К животным и то лучше относятся.
Пако развязал и отбросил веревку в сторону, как нечто мерзкое, что и в руках противно держать. Я его очень даже понимаю.
— Как тебя зовут? — спросила присев перед малышкой.
— Джерада, — ответила она, недоверчиво смотря исподлобья.
Бедное дитя. Как она может доверять взрослым, когда с ней так поступили? Неизвестно, что до этого ей пришлось пережить.
— Я Сандра, а это Рима и Пако, — как можно дружелюбнее представила друзей.
— Идем скорее отсюда, не хочу здесь задерживаться ни на минуту, — предложила, беря ее за руку, желая скорее покинуть негостеприимный мир.
Солнце уже не палило. Нас не мучила жара, зато меня мучили невеселые мысли о судьбе маленькой Джерады. Знаю, что поступила импульсивно, взяв на себя ответственность. Но я не могла оставить в этом мире малышку.
Вот только теперь, по пути назад, меня одолевали сомнения. Как воспитывают детей, заботятся о них? Я ж ничего не умею.
Я ничуть не сомневаюсь в правильности своего поступка, вот только теперь страшно сделать что-нибудь не так. Одно знаю точно: я о ней позабочусь и приложу все усилия, чтобы у нее все было хорошо. Черная полоса в ее жизни закончилась, теперь только светлое будущее. Надеюсь, не разбалую, но мне очень хочется ее осчастливить, слышать ее звонкий смех. Стереть навеки этот пустой взгляд, полный безнадеги.