Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подытожим. Молодые взрослые считают для себя счастье (зовите его, как хотите, я имею в виду штуку, ради которой стоит просыпаться с утра хотя бы с полуулыбкой, не чувствуя, что ты обременяешь Землю) благородным делом.
Однако они призывают нас поступать так же. Я думаю, они задают себе вопросы о счастье, потому что именно наш пример побудил их повнимательней присмотреться к этой теме, несмотря на иллюзию идеальной жизни, которую мы им якобы дали.
Они раскрыли трюк фокусника, вывели нас на чистую воду. Мы просили их быть счастливыми, в особенности если таковыми не удалось стать нам, – а они вместо этого отвечают: если мы действительно заявляем, что важно чувствовать себя хорошо, мы должны заниматься здоровьем, а не просто разглагольствовать на эту тему.
Я лучше тебя знаю, кто ты
Родители взрослого сына, если судить по его паспорту, не намерены уступать место самых опытных и компетентных экспертов по вопросам его внешнего вида, предпочтений, выбора того, что для него будет лучше. Получается, обо всем этом ребенок, если оставить его одного, знает мало или ничего. Так и образуется тупик: есть поколение людей, которое потенциально может многое предложить миру, ведь, в отличие от своих родителей, они дети своего времени и способны лучше понять и прожить его. Однако им этого не позволяют: очевидно же, что они не обладают практическим опытом.
В этом отношении мне будет полезна эпизодическая роль клиента-камео, ее мне любезно предложила двадцатичетырехлетняя Фиоре. Она рассказала о том, как ехала на машине с мамой (интересный сеттинг – альтернатива застолью и столу как физическому пространству, находясь в котором люди разговаривают, чтобы убить время) и сообщила родительнице, что хочет отпраздновать свой день рождения с друзьями. Ей хотелось чего-нибудь простого, всего на несколько человек, предложить друзьям поднять бокалы в каком-нибудь заведении, ведь теперь она работала и у нее появились свои деньги. До этого они проводили вечер дня рождения как обычный, каждый платил за себя, просто в полночь все пели имениннику «С днем рождения тебя».
Факт, что платить будет она, давал ей почувствовать себя взрослой. Молодой женщиной, которой исполнилось двадцать пять.
– Нет, Фиоре. Извини, но это все что угодно, но не взрослый поступок, – ответила мать. – Ты хочешь платить, чтобы похвастаться, но у тебя не хватит денег, если ты пригласишь слишком много гостей. В этом нет ничего плохого, достаточно признать, что твое намерение неблагородно, тебе с детства нравится быть не такой, как все…
Пьетро, ее ровесник, рассказывает мне такую же историю: сколько он себя помнит, его мать (да, везде матери, ведь способность к рождению – это прерогатива матерей, будь то роды или рождение личности) твердила ему, как «Отче наш», что сама знает, каков он и что ему надо. Она не упускает ни единой возможности заметить ему, что он такой же, как она, что он хороший парень и всегда будет хорошим человеком, что она ожидает от него хорошего поведения – не столько потому, что научила его, как правильно поступать, а скорее потому, что он сам такой. Не могу сказать, действительно ли мать Пьетро так считает, или же она великолепный манипулятор, но для меня существенно, что в обоих случаях – а в моем распоряжении таких историй гораздо больше – приговор родителей на тему личности сына или дочери исключает для их детей возможность стать собой. Попытки и Фиоре, и Пьетро провести эксперимент, чтобы определить собственное я, были остановлены поучением родителя, который убежден, что знает их лучше, чем они сами.
«Я знаю тебя» / «Я понимаю, кто ты, потому что ты мой сын» – это стандартная фраза. Есть отягчающее обстоятельство: она диктует человеку его участь. Ловушка поджидает прямо за углом: какой смысл пытаться становиться собой, если в сознании человека, который тебя произвел на свет, ты уже есть ты?
Но… кто же ты?
Вы можете сказать, кто вы есть, только если вы действительно есть.
Нина, двадцать девять лет, врач, начала ходить ко мне несколько месяцев назад. Она глубоко страдает. Это клиентка, которую я держу в уме, пока пишу эту книгу. Надеюсь показать таким людям, что их боль заслуживает уважения. Большую часть ее страданий, как мы понемногу выясняем, прослеживая ее историю и находя все более правильные слова, наиболее созвучные ее чувствам, одной строкой можно описать так: они связаны с тем, что она не стала собой, потому что кто-то другой всю жизнь втолковывал ей, кто она есть. В ее случае с самого раннего детства ее определили как хорошую маленькую девочку, которая, само собой разумеется, хорошо учится в школе и не создает никаких проблем, – и так она и вела себя. Она закончила учиться, нашла работу и уже много лет тайно наносит себе порезы, аккуратно, чтобы ничего не испачкать. Она выучилась заниматься членовредительством при помощи бритвы и хорошо изучила анатомию, чтобы ей не приходилось обращаться в отделение неотложной помощи.
Дело в том, что вы можете сказать, кто вы есть, только если вы действительно есть.
В случае с людьми, с которыми мы работаем, концепцию идентичности все же понимают неправильно, и это затрудняет процесс.
Психологическая традиция считает само собой разумеющимся, что идентичность – это результат, а не предпосылка. Новый индивид рождается, не имея ни малейшего представления о том, что он существует, а еще менее – о себе самом. Ребенком он жил согласно мнению старших. Подростком отправляет все это на свалку, и в конце возраста развития (отметим для удобства максимальный возрастной лимит, хотя он не более чем условность) он должен, примерив и отказавшись от переодеваний в чужую одежду плюс-минус своего размера, иметь возможность встретиться лицом к лицу с миром взрослых, будучи в состоянии дать ответы на следующие вопросы: кто он, что ему нравится, чего он хочет, что для него ценно и почему?
Однако, если мои отец и мать уже заранее, a priori, определили, кем я должен быть (далее мы увидим подробное описание результатов этого, например, в разделе, посвященном обучению), у человека не остается пространства, чтобы прийти к истинному я.
Семья, которую выбираешь ты, – друзья
Кто с собой еще не встретился
– Я откатился назад, за последние пару месяцев я очень мало выходил на улицу. Утратил все, чего мы достигли, работая вместе. Более того, я осознал кое-что опасное для себя: я принимаю приглашение друзей пойти потанцевать, потому что знаю, что мы будем нетрезвыми. На другие предложения я не соглашаюсь…
Валерио двадцать четыре года, и он пришел ко мне с запросом, за которым пряталась просьба о помощи. На первый взгляд он переживал из-за того, что у него никогда не было девушки (правда, через несколько месяцев обнаружилось, что его слова терминологически неверны: он побывал в постели с парой девушек и еще с десяток целовал, однако у него никогда не было постоянной девушки, и он считал, что это ненормально).
Присмотревшись, мы увидели глубинную, основную причину его проблемы: он никогда не был в отношениях с девушкой – так же, как чувствовал, что у него никогда не было отношений вообще ни с кем.
И даже с самим собой.
Идя навстречу настоящему Валерио, мы вместе узнаем, что другие ему совершенно чужды, он их не понимает, считает, что они живут не по тем правилам, по которым живет он. От него ускользает, как им удается поддерживать беседу. Он не понимает, как они выбирают