— Она мне нравится, па, — тихо сказал Генрих.

— Кто? — не сразу понял отец.

— Человек, которому я подарил щенка.

Эрнст Шпиц погладил сына по голове.

— Я уверен, что ты все сделал правильно. Я уверен… Ну, пойдем в дом.

Эрнст Шпиц редко давал сыну советы, полагая, что мальчик должен сам, без чьих-либо указаний познавать жизнь. Но уж если он начинал откровенный разговор, то каждый раз поражал Генриха истинами, которые не вязались с правилами общепринятой морали. За эти шокирующие, но всегда важные и полезные слова Генрих был очень благодарен отцу.

Оставшись один в своей комнате, Генрих какое-то время обдумывал услышанное, потом вытащил золотого дракона и включил настольную лампу. Хотя мальчику уже приходилось видеть это украшение, он все равно не смог подавить восторженный возглас. Но дракон стоил того! Весь золотой, с глубоко и четко прорисованными веками на закрытых глазах и маленькими чешуйками на свернутом хвосте, он выглядел как живой. Крылья дракона были сложены и прижаты к бокам, как у птицы, длинная шея изящно изогнута, крупная голова с острым рогом покоилась на кончике хвоста. Из ноздрей дракона тянулись концы разорванной цепочки. Если не принимать во внимание эту цепочку, то мастеру совершенно точно удалось выразить в спящем драконе ту вековую мудрость, то могущество, силу и царственное величие, которые испокон веков приписывали сказки этим удивительным существам. Генрих поспешил вооружиться лупой и с ее помощью сделал потрясающее открытие: на золотых чешуйках имелись надписи, похожие на иероглифы. Они были до того крохотные, что даже увеличительное стекло не позволяло их рассмотреть.

— Боже мой, какая работа! Какое мастерство! — с восторгом прошептал Генрих, откладывая линзу. — Не зря проклятый Каракубас таскал дракона за собой, такой вещице цены нет… — Тут мальчик вспомнил, как колдун распекал своих невидимых слуг за то, что они долго не несли сундук с магическими штуковинами. — Не тот ли это дракон, которого потеряли слуги Каракубаса? Наверняка тот. Не могло же у него быть множество драконов. Потеряли, а потом найти не смогли или не успели. А когда случился пожар, Каракубас в спешке и забыл про дракона. К тому же он говорил, что это всего лишь безделица. Вот глупый старик! Такая красота — и вдруг безделица! Видно, у него от магии совсем с головой стало плохо.

Мальчик скрепил концы порванной цепочки узелком. Получилось не очень красиво, но зато теперь кулон можно было надеть на шею. Генрих задумчиво взвесил дракончика в руке.

— Даже если цепочка и порвется, в квартире я его точно не потеряю, — вслух подумал мальчик. Он решительно надел кулон и, глядя в настольное зеркальце, представил себя могучим колдуном, которому нипочем ни ведьмы, ни сам Каракубас. — Да уж, если бы я умел колдовать, я бы… я бы…

Тут Генрих задумался над тем, что он сделал бы, окажись великим магом. К сожалению, в голову ничего не шло, кроме подлой мысли покрепче насолить Клаусу.

— Большей глупости и придумать нельзя! — хмыкнул Генрих. — Нужен мне этот предатель тысячу лет! Главное произошло и без помощи магии — к Альбине он уж точно больше не сунется.

Генрих взялся рукой за цепочку, попытался снять ее… но не тут-то было! Цепочка вдруг сжалась, стала невероятно узкой: еще немного, и она сдавила бы горло. Мальчик в панике дернул ее, но разорвать не смог — тоненькая цепочка сделалась прочной, как стальной трос. А ко всему Генрих увидел в зеркале, что дракон зашевелился. Золотая безделица раздвинула крылья, подняла голову. Крошечные веки распахнулись, и красные, как угольки, глазки уставились на мальчика. Из ноздрей дракона потянулся тоненький дымок, который по запаху совсем не отличался от сигаретного.

Генрих испуганно замер. Как и большинству людей, ему никогда не доводилось иметь дело с ожившими предметами. Дракон между тем открыл маленькую пасть, зашипел, как рассерженный котенок, и молниеносным движением вонзил в шею Генриха острые зубы-иголочки. Ощущение было таким, будто ужалила пчела. Генрих вскрикнул.

Дракончик тотчас сложил крылья, опустил голову и вновь превратился в неподвижную золотую фигурку. Узелок на цепочке развязался, дракон упал на пол и со стуком куда-то закатился. Но Генриху было не до него: он почувствовал, что теряет сознание. В глазах вспыхивали, гасли и снова зажигались тысячи разноцветных пятен. Чтоб не расшибить лоб при падении на пол, Генрих поспешил к кровати, а едва добравшись до нее, мгновенно отключился. Эрнст и Фрида Шпиц смотрели в это время телевизор и не подозревали, что в организме их сына начались странные и сложные изменения. Эти изменения не были началом, но стали непосредственной причиной продолжения удивительных, полных опасностей приключений Генриха. Но даже если бы родители узнали обо всем и, вызвав «Скорую помощь», заставили врачей применить к Генриху все достижения современной медицины, это все равно ничего не изменило бы. Современная наука против яда драконов бессильна.

Несколько часов Генрих находился между жизнью и смертью. В его воспалившемся мозгу проносились невероятные картины. Некоторые из них были ужасны, некоторые забавны. Это было что-то среднее между сном, мечтанием и наркотическим дурманом. Генриху казалось, что он вдруг превратился в человечка размером с муху и парит под облаками на спине золотого дракона. На другой картинке он вдруг оказывался на земле, где Клаус и Альбина вместе били его, а то Клаус вдруг превращался в квакающую жабу и пытался бегством спастись от щенка Ремоса. Прошло несколько часов, прежде чем Генрих очнулся. Он открыл глаза, недоверчиво осмотрелся, а потом потрогал шею. Не обнаружив золотого кулона, мальчик с надеждой подумал: «Может, никакого дракона и не было? Может, мне все привиделось?»

От сухости во рту язык казался ссохшимся и чужим, тело знобило, кости ломило, как при простуде. Генрих принял аспирин, однако это нисколько не помогло. Ко всем неприятностям ближе к полуночи разболелась голова, да так, что хоть на стену лезь.

Бедный Генрих никуда, конечно же, не полез. Он долго лежал в темноте с мокрым полотенцем на лбу, громко постанывал и думал, что у него наверняка редкая и смертельная болезнь. Потом Генрих услышал, как часы на ратуше принялись отбивать полночь, а стекла в квартире поддержали их дребезжанием. Часы всегда били громко, и стекла в домах на площади каждый раз дребезжали, но те, кто жил поблизости, к этому привыкли.

«Один, два, три… — принялся механически считать удары Генрих, — … одиннадцать… двенадцать!» И странное дело: как только часы смолкли, голова Генриха сразу же перестала болеть. Мальчик с облегчением вздохнул. Он поднялся с кровати, решив отыскать дракона и убедиться, что тот никак не мог его укусить, но потом струсил.

«Уж лучше я его днем поищу. Мало ли что ночью может привидеться!» — подумал Генрих. А так как спать ему не хотелось, он подошел к окну, отдернул шторы и выглянул на улицу.

С неба падал крупный пушистый снег. Белый ковер на дороге и тротуарах на глазах становился толще. Похоже, зима вспомнила о своей власти и наделила мороз силой, потому что снег не таял, и свет из витрин отражался на нем фантастическими красками. Зрелище было восхитительным. Одна из снежинок приклеилась к стеклу окна. Чтоб лучше рассмотреть ее, Генрих прижался носом к стеклу и… и вот тогда то он увидел ведьму. Она пролетела в метре от окна, и мальчик не сразу понял, что произошло. Он даже потер глаза, решив, что привиделось, но видение не исчезло.