раз закатился ей под руку — пока девчонка нетерпеливо притоптывает и продолжает шипеть, цокать языком и недовольно, со свистом выдыхать сквозь сжатые зубы, как будто пара секунд тишины и покоя убьют ее на месте. Она выдавливает толстый слой клея на металлическую плашку с номером авто, которая обнаруживается в этом же кузове, но уже под ногами раннера — Ромы — и наскоро присобачивает номера на законное место. Закончив, она заползает в кузов между Ромой и Флай, и стучит по кабине.

Пикап трогается. Флай вопросительно приподнимает брови.

— Ненавижу вас обоих, — вместо представления говорит девчонка, посмотрев сначала на Флай, потом на Рому.

То же самое говорит дрон, нырнувший вслед за ней в кузов.

Ах. Так сходство поразительное. Она похожа на свой дрон — маленькая, ярко-розовая и злая как собака. Рост едва ли в полтора метра, русые волосы до плеч и миловидное круглое личико без единого изъяна, такое, что невозможно назвать настоящий возраст. Если б не наметанный глаз Флай, моментально определившей вмешательство пластической хирургии, то девчонка показалась бы... ну, реально девчонкой. Лет шестнадцати. Глянцевая маска сдвинута на макушку, тело упаковано в бронированный костюм — карбоновое волокно перемежается более крепкими полимерными накладками. Несколько оттенков розового с вкраплениями белого. Сначала Флай не может понять, где же здесь начинаются модификации, но потом девчонка бессознательно разминает запястье, и кисть руки делает оборот в 360 градусов.

— Это Евгения, — говорит Рома, вновь улегшись на дне кузова. На бок, чтобы не давить на больной затылок. — И, Евгения, помолчи, пожалуйста. Башка сейчас взорвется.

Но она действительно не может молчать — или не хочет. Ее дыхание сиплое, рассерженное и громкое. Трудно понять, это следствие неудачной хирургической операции или просто злость.

— Вы бы видели, как эпично вы врезались, — недовольно говорит Евгения, больше для себя, чем для них. — Я, черт возьми, собираюсь наложить на этот ролик закадровый смех и издеваться над вами всю оставшуюся жизнь.

— Это была его идея, — автоматически откликается Флай, складывая руки на груди.

— Это была моя идея, — соглашается Рома. — Блестящая идея, разве что немного... непродуманная.

Флай закатывает глаза, повторяя гримасу Евгении, — и отношение к идиотской выходке как-то сразу роднит их.

— Спасибо? — после недолгого молчания спрашивает Флай. — Вы ведь не в полицию сейчас едете? И не в офис «Новатех»?

Рома хрипло смеется, Евгения окидывает ее напряженным взглядом, но все же выдыхает и признается:

— Нет. Хотя соблазн очень велик, но...

— Мы видели, что ты сделала с теми ребятами на проспекте Ленина, — перебивает ее дрон. Он вырывается из руки Евгении под ее возмущенный вскрик. — Ох, не по новой, Женя! — Дрон поворачивается камерой в ее сторону и продолжает:

— Мой дрон подбили.

Флай догадывается, что это говорит их водитель из кабины.

— Вы видели, как я убила людей, и решили помочь, — глубокомысленно говорит Флай.

— Мы решили срубить деньжат на гонке, — говорит дрон. — Ну, они. Я временно не в кондиции. Кондор, кстати говоря.

Прозвище звучит знакомо. Один из самых известных раннеров, кажется? Не такой обаятельный как Гепард и не такой прокачанный как, например, Ящерица, но старый, очень старый для раннерского движа, а потому и весьма популярный среди старожилов.

— И дроны ведущих тоже подбиты, так что у нас вроде как есть эксклюзивный материал, — продолжает Кондор. — Если ты не решишь вырвать язык уже нам, то мы расстанемся мирно и спокойно.

По голосу, искаженному микрофоном дрона, не понять, всерьез он или нет, однако Флай только пожимает плечами. Это будет лучший ролик с ней, пожалуй. Самый реалистичный. И она не в том состоянии, чтобы требовать с него денежный процент.

— Ты даже не удивилась, услышав имя Кондора, — замечает Рома не к месту. — Я и так был обижен, что ты не слышала про меня, но это что-то за гранью.

— Я знаю Кондора. — Флай снова пожимает плечами. — Он крут. Ты... ты крут.

Из дрона доносится короткий смешок.

— Но мне уже настолько плевать на все, что, простите, не спрашиваю автографов.

Рома открывает рот.

— И не даю, — прерывает его Флай.

Рома закрывает рот, но ненадолго.

— Обезьяна, — бурчит он. — Подпишись на канал, что ли?

Не сразу до Флай доходит, что он называет свое прозвище, а не обзывает ее.

— Ну, Царь Обезьян, — вздыхает Рома, — но было глупо думать, что никнейм не сократят до «Обезьяны».

— Ты вообще не очень хорош в том, чтобы думать, — Евгения мгновенно пользуется возможностью его кольнуть. — Советую потренироваться. Начни класса со второго общеобразовательной.

— А это Орхидейный Богомол! — Рома заметно повышает голос и открыто улыбается, когда подруга проглатывает свой новый язвительный совет. — Орхидея, если коротко.

— Как... мило, — замечает Флай.

Она красивая, пожалуй. И розовый ей идет. Даже жаль, что у раннеров принято носить маски.

— Что? — Евгения комплимента не ценит и не понимает. — Мне просто нравится розовый цвет! И классно ты покрасила волосы, кстати говоря. И если уж на то пошло, то я надеялась, что имя сократят до «Богомола»! А не... не... до этого.

Смешок Флай перерастает в смех — сначала в тихий, сдавленный, потом в ясный и звонкий. И она вдруг не может остановиться — она смеется несколько минут, пока не выступают слезы, пока живот не начинает болеть. Отсмеявшись, она замечает, что Евгения-Орхидея — что все еще немного смешно — смотрит на нее с недоумением, а Рома посмеивается тоже, напрасно пытаясь скрыть смешки под роботизированной ладонью. Евгения оборачивается в его сторону.

— Я всегда смеюсь, когда рядом кто-то смеется, — признается тот слегка виновато.

Флай вздыхает, унимая остатки истерики, и закрывает глаза, надеясь отдохнуть за время путешествия непонятно куда. Но Евгения — это сгусток неуемной энергии.

— Могу я спросить?..

Ее тон внезапно осторожен. Флай даже поворачивает голову, чтобы убедиться — это действительно спрашивает Евгения, и сейчас она даже не издает этих звуков закипающего чайника. Вздрогнув под пристальным взглядом Флай, девушка продолжает:

— Зачем ты это сделала? Убила их. И пошла против корпы.

Честный ответ совершенно точно разобьет этот неожиданный — но все еще очень нужный — союз. Что тут можно сказать? «Извините, но я не знаю, так что, вполне вероятно,