окончательно. Девушке казалось, что она слышит тихие шаги позади машины, сквозь шумоизоляцию, шелест дождя и все звуки городка. И это было просто невыносимо.

Что, если сейчас продолжается очередной кошмар? Если она проснется сейчас в доме Агаты, с криком и вся в холодном поту?

Или дома у себя, в безлюдной квартире посреди мегаполиса, где никто и ничем не может помочь?

Или же еще раньше? Там, в плену у ОПЗМовцев, где день ото дня к ней приходил лишь один посетитель. Где не было надежды на освобождение, а лишь единственный крохотный шанс, что придет Нильсон и поможет ей. Кто сказал, что это осталось позади, а сейчас девушка в безопасности?

Кто сказал, что это все не один бесконечный сон? Бесконечный, изощренный, продуманный до мелочей кошмар за авторством, быть может, даже не её собственного разума.

Линда боялась. Боялась, что даже рядом с Нильсоном не может быть в безопасности — особенно сейчас, после того, что Брайер показал утром. Более того, она сама может представлять опасность для других.

— Мы приехали, — его голос больше не приносил облегчения. Напротив, будто долетал из- за двери в тесную комнату сознания Линды. Слышался гулко и чуть приглушенно, — идем.

— Идем, — эхом ответила Тиль. Она выбралась из автомобиля и осмотрелась. Взор искал в первую очередь черный силуэт, уже практически ставший её спутником. Но вместо него нашел пятиэтажный дом — один из множества близнецов, серый и невзрачный.

Девушка подняла голову, подставила лицо холодным мелким каплям. Вода освежила, привела её в тонус, но лишь на пару мгновений.

Нильсон, заглушив машину, взял Линду за руку и повел к входной двери.

— Не волнуйся. Мы же боремся с этим всем. Дорогу осилит идущий.

Ободряющая улыбка на его лице вновь казалась девушке снисходительной.

— Ничего не изменится, — озвучила она свою мысль раньше, чем та окончательно оформилась, — я не знаю, как это победить.

Тиль оценила собственные слова и кивнула сама себе. Теперь, когда её кошмары начали проникать из царства снов в реальность, она действительно не знала, что делать.

— Так же, как мы побеждали всегда, — донесся голос, — вместе.

Линда ничего не ответила, молча ступая за мужчиной.

Он открыл дверь и уверенно вошел первым, подал ей пример.

Легкое шевеление воздуха коснулось щеки Тиль. Девушка почувствовала — самым краем рецепторов — чужое прикосновение. Что- то (КТО- ТО!) дотронулось до неё.

Линда отдернулась, как от огня. Вжалась спиной в светлую стену, начала в ужасе вглядываться в дверной проем и во все, что осталось снаружи.

Ни единого движения. Ни единого черного силуэта. Мощеная дорога да бесстрастный моросящий дождь — вот и всё, что нашел её взгляд.

Брайер проследил за взглядом Тиль, но тоже ничего не нашел. Он хмуро посмотрел на неё:

— Всё хорошо. Тут никого нет, — мощная рука обняла девушку.

Продолжение кошмара? Очередной сон? Линда прикусила нижнюю губу, надеясь проснуться.

Нет. Она снова здесь. И это прикосновение было вполне реальным.

Нильсон захлопнул входную дверь, чтобы разом отрезать все, что осталось — могло остаться — снаружи, и направился наверх по лестнице.

Тиль закрыла глаза, просто доверившись Брайеру. Осторожно она поднималась по ступеням, вслушиваясь в собственные ощущения. Тени мелькали перед опущенными веками. Черный силуэт словно навис над ней. Чью руку она сейчас сжимает?

Девушка вновь распахнула глаза, стоило Нильсону остановиться. Взгляд уперся в простую белую дверь.

«Мэтью Салливан. Врач общей практики».

Когда мужчина коснулся кнопки звонка, она не заметила, а потому дверь открылась совершенно внезапно.

— По вам можно сверять часы, — мужчина, появившийся на пороге, слегка улыбнулся, — сразу же отдельное спасибо за такую пунктуальность. Прошу, проходите.

Человек был невысоким, худым и каким- то хрупким. Однако, к удивлению Линды, слабым он при этом не казался. Наоборот, движения были спокойными, плавными и исполненными некой внутренней силы. Ей бы сейчас нечто подобное не помешало.

Один короткий взгляд через плечо, и Салливан продолжил:

— Вы знаете, кто я, ну а уже, в свою очередь, осведомлен, кто вы. Не переживайте об этом, конфиденциальность здесь всегда уважалась и будет уважаться. Будем друг с другом совершенно откровенны.

Мужчина носил брюки и просторную рубашку с коротким рукавом, расстегнутую на две пуговицы. Он не отвлекался на то, чтобы поправить воротник или коснуться часов на запястье — каждый взмах тонкой руки служил какой- то цели.

— Как насчет чая? — улыбнулся доктор, — ну и погода сегодня. Увы, остался только с бергамотом.

Светло- серые глаза прищурились, взглянув на Линду. Та равнодушно кивнула, но это было метким попаданием: видимо, Нильсон уже рассказал этому человеку о том, что она любит.

Слово за слово Мэтью довел их до гостиной, где на круглом журнальном столике уже стояли три кружки, над которыми поднимался пар. Вокруг столика возвышались три кресла из бежевой замши, а вот на электронику комната была небогата — да и ни к чему это.

В дальнем конце расположилась еще одна дверь, предусмотрительно открытая хозяином. За ней было значительно светлее, и, видимо, именно там находилась процедурная.

— Итак, — начал доктор, — присаживайтесь.

Линда осторожно разместилась в кресле, которое неожиданно оказалось комфортнее, чем она представляла себе.

Девушка, прищурившись, смотрела в глаза мужчины и оценивала его. Что тот может сделать? Что скажет? «Как давно у вас появился этот недуг? Были ли какие- то травмы? Что беспокоит?»

Все вопросы она разложила в своем уставшем от последних дней сознании, на каждый скрупулезно подготовила ответ.

Разум был словно надтреснутым, поврежденным. Но соображать это почти не мешало. Да и что этот человек такого заготовил, чтобы проникнуть в мысли Линды? Методики, схемы… Тиль не верила уже ни во что.

Но первый же вопрос обрушил хрупкую систему её догадок.

— Давайте представим, что вы для меня — абсолютно незнакомые люди, — начал Мэтью, и его глаза блеснули весельем, — что бы вы могли рассказать каждый о себе? Любая беседа, как мы знаем, должна начинаться со знакомства.

Повило долгое робкое молчание. Линду и Нильсона удивил данный вопрос, такой простой и понятный, что сбивал с толку. И с чего же начать?

— Так, э- э- э, — осторожно заговорил Нильсон, — меня зовут Нильсон Брайер, как вам известно, мне тридцать лет и…а что говорить вообще? Что важно?

— Не думайте об этом, мистер Брайер. Мы же знакомимся, — успокаивал Салливан, — говорите, что считаете нужным.

— Я военный, сейчас в небольшом отпуске, — Нильсон то и дело поглядывал на доктора, анализировал, что стоит говорить, а что нет. Стоит ли упоминать, что при этом он расслабленным не выглядел? — мы с моей девушкой