— Женщины здесь тоже нет, — фыркнул Моран. — Похоже, нынешней ночью ты зря потерял время.

— Помилосердствуй, Моран! Вчера убили одного из лучших моих солдат. По-твоему, сразу же после похорон мне следовало пуститься в любовные приключения?

— Да что ты за человек! — горестно воскликнул Моран. — Просто тряпка какая-то… Ты должен был испытать острое желание почувствовать себя живым. А лучший способ почувствовать себя живым — уложить в постель женщину. Поверь, я всегда так делаю. Они ведь не звери, — женщины, я имею в виду, — они все понимают. И охотно чувствуют вместе с тобой. Однако вернемся к главной теме дня. Каких благ ты охотно бы лишился ради того, чтобы от меня избавиться?

Ошеломленный столь неожиданным переходом к новой теме, Геранн молчал. Моран стукнул его кулаком в бок:

— Проснись! Я задал тебе вопрос!

— Я думаю, — сказал Геранн.

— Отговорка номер один, — проворчал Моран. — Все вы, когда нужно делать что-нибудь решительное или выдающееся, так говорите. Ничего ты не думаешь. Передо мной можно не притворяться, я же тебя насквозь вижу.

— Джурич Моран, — со вздохом вопросил Геранн, — почему ты меня ненавидишь?

— Вовсе нет, — тотчас откликнулся Моран. — Я отменно хорошо отношусь к тебе, Геранн. Скорее, это ты ненавидишь меня. И знаешь, почему? — Он принялся загибать пальцы, начав с мизинца. — Не потому, что я вечно раздражаю твоих солдат. Не потому, что задаю неудобные вопросы. Не потому, что знаю почти все ответы. Не потому, что я умен, обладаю опытом и могу сотворить по собственному желанию абсолютно любую вещь, наделенную абсолютно любыми качествами, включая опасные и даже смертоносные… — Моран замолчал и укоризненно посмотрел на последний оставшийся незагнутым палец, на большой. Пошевелил им, плюнул на ноготь и заключил:

— А потому, что я занимаю еще больше жизненного пространства, чем ты. Ты большой, Геранн, но я — еще больше. Хотя если мы начнем измерять друг у друга талию, то ты, несомненно, выиграешь. И «талией» ты называешь то место, к которому крепится твое огромное брюхо, исключительно по старой памяти. Давно уже нет там никакой талии… — Моран задумался. Геранн не мешал ему. Затаив дыхание, он ждал главного: когда Моран назовет цену, за которую от него можно будет откупиться.

Джурич Моран сказал:

— Дай мне хороший теплый плащ и лошадь.

Не веря собственному счастью, Геранн перевел на него взгляд.

— И все?

— Да, — Моран пожал плечами. — По-твоему, что-то еще требуется для одинокого путника-воина? Для воина-мудреца, обреченного на скитания?

— Джурич Моран, ты получишь все, о чем просил, — сказал Геранн. — И еще немного запасов еды.

— Твоя щедрость просто убийственна, Геранн. Позволь мне поцеловать твою руку.

— Спасите! — закричал Геранн.

* * *

У Джурича Морана остались самые лучшие воспоминания о замке Геранна, о самом хозяине, о его брате-оруженосце, о его солдатах.

Вообще все ему там понравилось. И Калимегдан оттуда виден, если стоять на самой высокой башне в хорошую погоду.

Поэтому заказывая Деянире «гобелен», Моран изобразил именно этот замок. И лес вокруг него, и деревню в отдалении, и тонкие башни на горизонте. Все то, что таким дорогим, почти бесценным, представало Морану в его воспоминаниях.

Девушка забрала эскиз с собой. Сказала, что предпочитает работать дома. И вообще — у нее выпускные на носу, она не может проводить много времени неизвестно где.

— Кому неизвестно? — возмутился Моран. — По-моему, оба главных действующих лица прекрасно обо всем осведомлены. Другое дело — если бы я тебя похитил, нацепив на голову мешок, и ты потом понятия бы не имела, где тебя содержат…

Воображение живо нарисовало ему сырой подвал без окон и почти без дверей. Или холодный, надежно запертый чердак. Или стерильную комнату со звуконепроницаемыми стенами. В общем, что-то очень жуткое. Он аж поежился, так все это здорово выглядело, и мгновенные мурашки пробежали у него по коже.

Но Деянира сказала:

— Я имею в виду моих родителей. Пока.

После чего исчезла и не казала носу несколько дней.

За это время Джурич Моран совершенно себя извел. Куда она подевалась? Трудится ли она вообще над заказом или же родители взяли верх, и Деянира гнет спину над учебниками, точно рабыня над зернотеркой? О, только бы это было не так!..

Моран едва не плакал от волнения, воображая себе Деяниру над зернотеркой. Ее нежные ладошки стираются в кровь, до мяса, а она все трудится и трудится… Ее тонкая спинка искривляется и болит при каждом движении, но она не смеет прекратить работу. Наконец она валится от усталости — бух набок, — но тогда приходит тролль с кнутом и начинает ее бить.

Такое очень даже запросто может случиться, окажись Деянира в Истинном Мире. Но Моран твердо решил ее туда не отправлять. Исключено. Во-первых, до сих пор он никогда еще не экспериментировал с женщинами. Его клиентами оставались исключительно мужчины. Моран считал, что это правильно. И мужской шовинизм тут ни при чем. Просто особенности биологии. Мужчины более склонны к авантюрам и в то же время менее склонны к привыканию. То есть они легче адаптируются к новым условиям, а потом и к отмене этих новых условий (в данном случае — к возвращению домой). И, наконец, жизнь мужчин короче. Доказанный факт. Они в любом случае меньше живут, при любых обстоятельствах. Тут даже войны, в принципе, не нужно. Так что если клиенты Морана и попадают в Истинном Мире под меч, в плен или еще куда-нибудь, их, честно говоря, не очень-то и жалко. Все предусмотрено природой. Мироздание не содрогается, когда погибает пара-другая самцов.

Другое дело — самки человека. Перемены даются им труднее, привыкают они дольше, зато на века, следовательно, перемещения из Истинного Мира в Петербург и обратно может оказать на существо женского пола убийственное воздействие. А что если Деянира после таких дел возьмет да и запьет? Или того хуже пристрастится к наркотикам? А ведь у нее еще нет детей. Порода, конечно, так себе, жидковатая, но здоровая и прочная и для размножения пригодная. Нет, рисковать Деянирой Джурич Моран никак не мог. Невзирая на свою знаменитую безответственность.

Поэтому он решил рискнуть собой. В конце концов, рассудил Моран, терять-то нечего! Все уже потеряно. Если девочка ничего не напутает и воспользуется правильными материалами, то вышитая картина превратится в портал. В открытые ворота. И Морану останется лишь ступить в них и оказаться по правильную сторону бытия. Ну, во всяком случае, Моран крепко на это рассчитывал.

Но прошла неделя, а Деянира все не возвращалась. Пауза затянулась. Неделя превратилась в десять дней — то есть в почти две недели. Морана глодала тревога. Чтобы отвлечься, он брался за книгу, но прочитывал страниц пять из Достоевского и бросал том — в ступнях его ног начиналось невыносимое жжение. Не в силах усидеть, Моран вскакивал и метался по комнате: окно-дверь, окно-дверь, стол-диван, стол- диван. Синяк себе набил, приложившись раз десять об угол коленом. Ничто не помогало — зуд беспокойства оказывался сильнее. Как-то раз Моран выскочил босыми ногами на снег и пробежал вокруг квартала. Только это немного охладило его ступни и позволило остаток дня провести дома безвылазно.