в данном случае вряд ли показаны. Показана выписка на домашний стационар с ежедневной явкой в диспансер. И то эти меры — для вашего успокоения. Вы же видите, как вел себя пациент в беседе со мной. Он вполне контактен и заинтересован в происходящем вокруг. Таковы мои рекомендации.

— Но… как вам это удалось? Вы так молоды… — растерянно захлопал ресницами Копылов. — Никогда бы не подумал, что вы…

— Так что вы мне скажете? Мои рекомендации будут соблюдены? — с нажимом поинтересовалась Семерка

— При положительной динамике Федор будет выписан шестого мая. Нам нужно уменьшить дозу препаратов и понаблюдать за ним.

Седьмого у нас игра с «Геологом», Димидко вряд ли Микроба в поле выпустит, но ничего, и без него справимся.

Семерка грациозно поднялась с кресла и поблагодарила Копылова:

— Степан Александрович! Огромное спасибо за понимание и сотрудничество со следствием!

Когда Копылов пожимал руку Семерки, на его лице читалось облегчение, как у человека, который долго хотел в туалет и наконец добежал.

За дверь я вышел первым. Когда порог переступила Семерка, сделал четыре шага назад.

— Чего ты шарахаешься? — прошептала она. — Бить не буду.

— Поспарринговать с тобой было бы интересно, но дело не в том. Просто если ты приблизишься, тебя начнет крыть, как тогда, когда я из СИЗО сбежал.

Глаза девушки вспыхнули, она приблизилась рывком и отшатнулась, потрясла головой, глаза ее осоловели.

— Оу! Похоже, планы на день я отложу.

Возле машины я притянул ее к себе и прошептал в ухо:

— Но это будет уже многоразовый секс.

— А и пох! Поехали ко мне!

Домой я вернулся затемно. Парни, как всегда, смотрели футбол. Я хлопнул дверью и торжественно произнес:

— Парни! Радостную весть принес я вам! — Все замерли, Погосян убавил звук и открыл рот.

— В понедельник Микроб будет с нами! — объявил я.

Мика взревел, вскочил и запрыгал на одной ноге по комнате. Обычно сдержанный Клыков исполнил какой-то брачный танец бабуинов. Рыжий Саенко и тот за компанию возрадовался. Конечно, против «Геолога» во вторник, Федора вряд ли выйдет, но вот на следующую игру — вполне.

— Ну и прицепом. Если у вас есть какие-то психологические проблемы, давайте поговорим об этом. Мика?

В самом деле, зачем таланту пропадать? Надо использовать его по максимуму.

— Да иди ты нафиг! Нет у меня проблем, — отмахнулся Погосян.

И тут меня осенило: Левашов! Вот кому действительно нужна психологическая поддержка и промывка мозгов! Вместо того, чтобы развиваться и выигрывать, он пошел гайки выпиливать, гордый потому что, обидчивый. Нужно отправиться к нему и попытаться убедить в том, что ему нужно вернуться в команду. Если уж и постигнет меня жестокий откат завтра, не так обидно будет, что, будучи по сути волшебником, скульптором душ, я не использовал талант по максимуму.

Поделившись радостью с парнями, я спустился к Санычу и, едва он открыл дверь, прокричал, чтобы все слышали:

— Мужики! В понедельник к нам возвращается Микроб… То есть Хотеев.

Из гостиной донеслись аплодисменты, высунулся Матвеич. Димидко же смотрел молча, но его глаза разгорались и разгорались. Я продолжил:

— Левашова нужно возвращать? Сегодня я это, наверное, смогу.

Сан Саныч погрустнел.

— Каким образом? Я к нему два раза ходил — без толку, даже в квартиру не впустил. Его решение железобетонно.

— А вот и нет. Но если у меня получится, завтра на тренировку могу не прийти, — предупредил я.

— Напьешься? — Сан Саныч свел брови у переносицы.

— Нет. Буду восстанавливать израсходованный резерв душевных сил. — Я улыбнулся. — Ну знаешь же, что я не стану бухать, ширяться или что-то еще. Просто дай добро на завтрашний отгул. Саенко, вон, пусть вместо меня на воротах стоит, учится.

Саныч проворчал:

— Научится он, ага, мечтай!

— А ты вспомни Гусака. В прошлом году был, как бородавка на теле команды, а в этом — красачик! Ну что, добро?

— А хрен с тобой. За Хотеева спасибо. Если, конечно, так и будет, а то мало ли.

Он пожал протянутую руку, назвал адрес Левашова, и я отправился к Димону, очень надеясь, что он дома, а не куда-то умотал.

Жил Левашов в старом спальном районе. Когда я приехал туда, это место мне напомнило район, обсмеянный в фильме «Ирония судьбы»: типовые советские многоэтажки, но уже битые временем, тополя и липы во дворах, на клумбах — заросли сирени. В каждом городе есть такой, и через один он называется микрорайоном Строителей.

Было восемь вечера, почти стемнело. Дома ли Димон? Я посмотрел на сотни золотых окон — люди вернулись с работы и включили свет.

Отыскав нужный дом, в лифте-кошмаре клаустрофоба я поднялся на восьмой этаж и по коридору, где мешались ароматы борща, котлет и какой-то сивухи, протопал в самый конец.

Нужная квартира была слева: подранная дерматиновая дверь, каких уже не сыскать, заляпанная жиром стена. Я вдавил кнопку звонка и прислушался к голосу футбольного комментатора, доносящемуся из-за двери. Кто-то прошаркал открывать. Щелкнул замок, и выглянула женщина неопределенного возраста, красномордая, сизоносая, с отеками под глазами.

— Ты кто? — просипела она.

Меня обдало густым алкогольным духом. Это — мать Димона? И тут я понял, что ничего не знаю о парнях, сегодня — день откровений. Микроб оказался сиротой при живой матери. Я думал, Левашов — гопник-дурачок средней одаренности, а вон оно как. Хорошим манерам взяться у него неоткуда. Хорошо вообще не сел и не спился.

— Здравствуйте, я к Диме. Позовите его, пожалуйста.

Женщина посторонилась, открывая живописнейший вид: обшарпанные обои, серый от сигаретного дыма потолок, почерневшее зеркало в старинной раме и шкаф без одной дверцы.

— Димка! — крикнула она, обернувшись. — Вот стервец!

Димон в своей комнате и там смотрел футбол и не слышал ее, хозяйка квартиры постучала сперва рукой, потом ногой. Обматерила сына, добавив, что к нему пришли. В ответ он наорал на нее. Дверь распахнулась, и оттуда донесся рев комментатора:

— Опасный момент! Удар! Го-ол!

Димон вышел из комнаты, вызверился на мать, но увидел меня, напрягся, быстро спрятал за спину забинтованную руку.

— Уходи, — крикнул он.

При этом больше всего на свете ему хотелось, чтобы я остался.

— Димон, что за детсад? — Я переступил порог. — Я пришел к тебе и никуда не уйду, пока мы не поговорим.

— Я все уже сказал Санычу, — уперся он.

Опухшая мать Левашова ушла в соседнюю комнату, донесся ее ор и детский плач. Я зашагал к Левашову, взял его шею в захват и потащил парня прочь из квартиры, в коридор. Пока он сообразил, что надо вырываться, я уже отпустил его, толкнув к стене.

— Что происходит? — прорычал я. — Микроб суициднул, ты медленно себя убиваешь. На хрена?

Глаза Левашова полезли на лоб, новость о самоубийстве Микроба отбила у него желание скандалить.

— Микроб — что?

— С моста спрыгнул. Чудом из реки достали. А ты что творишь! — Я кивнул на его перебинтованные пальцы. — К сорока годам обрубком останешься. Инвалидность полторы тысячи, жирная жена, потому что на фиг ты кому нужен обрубком. Еще нравится быть токарем? Палец-то хоть цел, или совсем отпилил его?

Опустив голову, Димон сказал:

— Ну как цел… Сказали, будет плохо гнуться.

— А вернешься в команду — деньги, поездки, девочки. Мы недавно из Ферганы приехали.

— Я смотрел игру. Круто вы их, узбеков этих!

— Тебя не хватает. Вот реально не хватает.

— Лучше быть худшим из лучших, чем лучшим из худших, — проворчал Левашов.

— Так стань лучшим! Ты с Воропаем в неравных условиях, он-то мяч с детства профессионально гоняет, школа «Динамо», лучшие тренеры. Он не круче тебя, он просто раньше начал забег, сечешь? Ты за год реально вырос. Так жалко, что ты талант закапываешь.

— Ты в натуре так считаешь? — Димон неверяще посмотрел на меня.

— Как? — не понял я.

— Что… талант? — последнее слово он прошептал.

— Конечно. Стал бы за тобой Димидко бегать! Тебе просто надо немного прокачаться, и на скамейку сядет Воропай. Дай пять!

Я замахнулся, Димон — тоже, но вспомнил о порезанном пальце и ударил левой ладонью по моей правой.

— Короче, — сказал я, — хватит мять титьки, пойдем к пацанам футбол смотреть и жрать. И вообще, переезжай к нам, койка свободная есть, потому что это, — я кивнул на дверь его квартиры, — разве жизнь?

Левашов погрустнел и качнул головой.

— Не могу, пацанов жалко.

— Каких?

— Ну, братьев. Киря и Колян, им по семь лет. Близнецы.

До меня дошел весь трагизм положения Левашова, но психотерапевт-манипулятор во мне не дал отрефлексировать и сразу подхватил тему:

— Бабла заработаешь, квартиру купишь, опеку над ними оформишь, она ж бухает по-черному. В спортшколу устроишь, тоже мяч гонять будут, ну?

Он расправил плечи, почесал