Лёня вообще набрал столько аппаратуры, не подумал, что будет тяжело идти, — «Зенит», «Никон», цифровой магнитофон, плюс еще видеокамера. Вот это все практически составляло у него пол багажа. Не считая простого карандаша и блокнотика, куда он записывал свои немногословные стихотворения.

Никодим глядел вдаль, на снега Аннапурны, и трепетал. Как он пойдет туда — такой маленький, слабый, да и как пройти — непонятно, хотя у него в рюкзачке лежала свернутая в рулон карта Непала, предусмотрительно нарисованная Лёней перышком под увеличительным стеклом. Тысяча и одна опасность подстерегала его на этом пути. Пиявки для него как питоны одно неловкое движение — и можно сорваться в пропасть, орлы его могут унести, он может погибнуть! Но Никодим твердо решил дойти до самого снега и посвятить это путешествие своему товарищу — такому же тряпичному человеку Аркадию, которого я смастерила первым, шила его четыре месяца, но потеряла в Москве, в Центральном доме литераторов.

Лёня снимал и снимал, как поднимается солнце, записывал пенье птиц, поющих гимн утру, пока у него не сел аккумулятор.

А надо сказать, хозяин лачуги, в которой мы ночевали, не сознавался, что здесь нет электрического света. Он объяснил туманно, что мы вчера ужинали при керосиновой лампе из-за грозы.

Лёня тоже надеялся на лучшее, на то, что «электрификация всей страны» не обошла высокие Гималаи и тут горит лампочка Ильича! Иначе без подзарядки аккумулятора нам пришлось бы тащить в гору тяжелую, но бесполезную видеоаппаратуру.

— Просто у нас во всем Аннапурново временно вырубили электричество, — успокаивал себя Лёня.

Мы потом в справочнике прочитали: был тут один из Японии, его прозвали «электрический японец». Он им во всем Аннапурново провел электричество! Но горные непальцы эту электростанцию как-то незаметно для себя разломали. Зачем им? Рис они готовят на огне, а вечером зажигают свечи.

Мы позавтракали опять белым рисом без всего и тронулись в путь. Сразу пошел крутой подъем, а потом очень долгий спуск по еще не высохшим от дождя камням. Камни мокрые, скользкие, я поскользнулась, упала и ударилась об острый каменный край. Даже не сразу нам стало понятно — могу ли я двигаться, как ни в чем не бывало?

Встаю, иду дальше, прихрамывая, а Леня:

— Если ты подвернешь или сломаешь ногу, сама будешь виновата, знаешь почему?

— Почему?

— Потому что ты думаешь не о том. И глазеешь по сторонам. Тут надо сосредоточенно идти и говорить каждому камню: «Здравствуй, камень. Вот моя нога»!

В самом деле, у нас на пути каждый камень достоин был и приветствия, и особой благодарности. Эту дорогу лет тридцать назад горные жители под верховодством англичан строили вручную, осторожно и уважительно, подчиняясь рельефу гор.

Она повторяет все изгибы и выступы склона, все его неровности. Иногда по прямой было бы в шесть раз короче, но никогда дорога не идет там, где короче, а только там, где легче.

И до того она гениально проложена, так заботливо: вот тебе большие высокие ступени, если ты исполин и шагаешь семимильными шагами. А если ты маленькая тетечка в красных клетчатых штанах и тебя занесла сюда нелегкая — пожалуйста, сбоку под правую ногу врыт в землю средний камешек, чтобы оттолкнуться. Каждый твой шаг предусмотрен дорогой, каждая непредвиденная опасность. Пороги ревущих водопадов, низвергающиеся с заоблачной вышины? Смело ступай на уложенные по длине шага круглые тяжелые валуны. Горная река, несущая свои снежные воды с высот Аннапурны? От одного берега до другого протянут пускай с виду неказистый, но крепкий и проверенный веками подвесной бамбуковый мост.

Еще кроме каменных спусков и подъемов была упоительная прямая тропа в каньоне, когда справа от тебя высится гора, а слева — фью-у! — обрыв, уносящийся в бесконечность. Невероятное ощущение, когда ты стопой сквозь подошвы чувствуешь, какая живая тут земля.

Дорога это верное дело, то, на что можно положиться. А стоит тебе засомневаться — туда идти или куда? Если две дорожки расходятся? Пожалуйста, указатель: «ЛАНДРУНГ». И стрелочка.

Мы с Лёней шагаем по этой стрелочке, видим — бунгало, а из него нам навстречу выходит гурунг. Это такая горная народность, живущая на южных склонах Аннапурны. Он пожимает Лёне руку, важно затевает беседу:

— Вы русские? А русские разговаривают по-итальянски?

Месяц назад мимо проходил итальянец, он дал гурунгу урок итальянского языка.

— Чему же он вас научил? — я спрашиваю.

— О ривидерчи, Рома!.. — пропел этот полиглот.

— Все?

— Да! — сказал он, добавив: — Синьора!..

— Неплохо, — говорю я. И научила его единственной фразе, которую знала по-итальянски. Один мой приятель привез мне ее из Италии. У него под окнами каждое утро шествовал нищий с целой армией кошек. Тот катил перед собой тачку и вопил на весь Милан: «В Италии! В Америке! В Аргентине! В Испании! Кошки всего мира страдают от недоедания!»

Гурунг был в неописуемом восторге. А мы, отойдя от его дома, обнаружили, что сделали приличный крюк: он нарочно повернул стрелку к себе и провел специальную тропу мимо своего жилища, чтобы со всеми проходящими восходителями разговаривать по-итальянски.

На подходе к Ландрунгу нас ожидала еще одна встреча, о которой заботливо предупреждали авторы справочника. К тебе выходят люди с амбарной книгой и вежливо, но твердо предлагают сделать взнос на развитие школ в Ландрунге. Они раскрывают перед тобой свою книгу, и, боже мой! с кого они только не взимали взносы! Все люди мира были там записаны, их имена, сколько они дали и личная подпись.

— Ты погляди вокруг! — всплеснул руками Лёня. — На эти пики, гребни и отроги! Ну, деревенька на скалах, да, школьники шагают с портфелями, но чтобы с таким размахом стоял вопрос о финансировании народного образования!!! Посмотрим, что нам рекомендует справочник?

Авторы отвечали уклончиво: хотите — давайте, хотите — нет. Мы точно не знаем, куда идут эти деньги.

Я тоже оглядела пики и отроги и сказала:

— Вряд ли тут что-то можно спустить на вино и женщин. А если эти парни действительно собирают на развитие школ, то хороша же я буду как детская писательница, если не дам им ни рупии!..

Теперь наши с Лёней имена тоже вписаны в амбарную книгу Ландрунга. И я верю, что недалеко то время, когда из бамбуковых стен местной школы выйдут сногсшибательно образованные гурунги, истинные светила науки, которые изменят-таки в лучшую сторону этот невежественный мир.

Мы потеряли уйму времени в Ландрунге. Нам предстоял гигантский переход, надо было засветло попасть в Чомронг и там устраиваться на ночевку. Авторы справочника настойчиво рекомендовали не останавливаться в промежуточном лагере на дне ущелья, около бушующей реки. Там человека, загадочно сообщали они, поджидают какие-то ужасы и лишения. Как бы вы ни устали, скорей переправляйтесь через реку и двигайте в гору, не оглядываясь.