Мурад не мог купить лошадь, а раз он не мог ее купить, значит, он ее украл, а этому я верить отказывался.

Вором не мог быть никто из Гарогланьянов.

Я вытаращил глаза сначала на Мурада, потом на лошадь. Было в них обоих какое-то безгрешное спокойствие и лукавство; это меня и привлекало и отпугивало.

— Мурад, — сказал я, — где ты украл эту лошадь?

— Прыгай в окно, — сказал он, — если хочешь покататься верхом.

Так это была правда: лошадь он украл. Тут и толковать было не о чем. Он заехал за мной, чтобы покататься верхом, а там я был волен выбирать как хочу.

И вот мне показалось, что увести чужую лошадь, чтобы разок прокатиться верхом, — это не то же самое, что украсть что-нибудь такое вроде денег. Как знать, может быть, это вообще не было кражей. Если бы вы сходили с ума по лошади так, как мы с Мурадом, для вас это не было бы кражей. Это стало бы кражей, только если бы мы попытались продать лошадь, чего мы, конечно, никогда бы не сделали.

— Погоди, сейчас я оденусь, — сказал я.

— Ладно, — сказал он, — только живо.

Я наспех напялил на себя одежду.

Потом я выскочил из окна во двор и вскарабкался на лошадь позади кузена Мурада.

В то время мы жили на краю города, на Ореховой улице. Сразу за нашим домом начиналась деревня: виноградники, фруктовые сады, оросительные канавы и проселочные дороги. Через какие-нибудь три минуты мы уже были на улице Олив, и лошадь пустилась рысью. Воздух был свежий, дышалось так легко. Чувствовать под собой бегущую лошадь — как замечательно это было! Кузен Мурад, который считался одним из самых сумасшедших в нашей семье, запел. Сказать точнее, завопил во все горло.

В каждой семье нет-нет, да и проглянет черта сумасшествия, и мой кузен Мурад считался наследственным представителем сумасшедшей прослойки в нашем роду. В этом он уступал только нашему дяде Хосрову, огромному мужчине с могучей головой, черной шапкой волос и самыми большими усами в долине Сан-Хоакин; это был человек такого буйного нрава, такой нетерпеливый, такой раздражительный, что прерывал рычанием любого собеседника:

— Вздор, не беда! Не обращайте внимания!

И это было все, о чем бы ни шла речь. Однажды его родной сын Арак пробежал восемь кварталов до парикмахерской, где он холил свои усищи, чтобы сообщить ему, что в доме пожар.

В ответ дядя Хосров приподнялся в кресле и прорычал:

— Вздор, не беда! Не обращайте внимания!

Парикмахер сказал:

— Но ведь мальчик говорит, в вашем доме пожар!

А Хосров прорычал на это:

— Хватит! Не беда, я сказал!

Кузена Мурада считали прямым потомком этого человека, хотя отцом Мурада был Зораб, человек земной, грубоватый — и только. Такое встречалось в нашем роду. Человек мог быть родным отцом своего сына, но это не значит, что он был его отцом по духу. Распределение разных характеров в нашем роду было с самого начала прихотливым, затейливым.

Так вот, мы ехали верхом, и кузен Мурад пел. Как будто мы очутились на нашей старой родине, откуда, по словам соседей, происходила наша семья. Мы пустили лошадь бежать сколько хочет.

Наконец Мурад сказал:

— Слезай. Я хочу покататься один.

— А мне ты дашь поездить одному? — сказал я.

— Это как лошадь захочет, — сказал Мурад. — Слезай.

— Лошадь-то мне позволит, — сказал я.

— Посмотрим, — сказал он. — Не забывай, что я-то умею обращаться с лошадьми.

— Ладно, — сказал я. — Как ты умеешь обращаться, так я тоже умею.

— Будем надеяться, — сказал он. — Ради твоей безопасности. А пока слезай.

— Хорошо, — сказал я. — Но не забудь: ты обещал, что дашь мне покататься одному.

Я соскочил на землю, а Мурад ударил лошадь каблуком и закричал:

— Вперед, пошел!

Лошадь стала на дыбы, захрапела и бешено пустилась вскачь; я никогда не видел ничего чудеснее. Кузен Мурад погнал лошадь через поле с выгоревшей травой к оросительной канаве, переправился через канаву верхом и минут через пять вернулся насквозь мокрый.

Всходило солнце.

— Теперь моя очередь, — сказал я.

Кузен Мурад соскочил с лошади.

— Садись, — сказал он.

Я вскочил на спину лошади и на минуту ощутил невероятный, ужасающий страх. Лошадь не двигалась с места.

— Дай ей каблуками, — сказал Мурад. — Чего ты ждешь? Мы должны вернуть ее на место, пока весь город не высыпал на улицу.

Я ударил лошадь каблуками в бока. Она, как и в тот раз, поднялась на дыбы и всхрапнула. Потом пустилась вскачь. Вместо того чтобы скакать по полю к оросительной канаве, она устремилась вдоль по дороге к винограднику Дикрана Халабьяна и запрыгала через кусты винограда. Она успела перепрыгнуть с полдюжины кустов, когда я упал. Тут она поскакала дальше.

Прибежал кузен Мурад.

— За тебя я не боюсь, — кричал он. — Лошадь нужно поймать, вот что. Ты беги в эту сторону, а я в ту. Если она попадется тебе, будь с ней поласковее. Я буду поблизости.

Я побежал по дороге, а кузен Мурад через поле к оросительной канаве.

Ему понадобилось с полчаса, чтобы найти лошадь и привести ее обратно.

— Скорей, — сказал он, — садись. Весь город уже на ногах.

— Что же мы станем делать? — говорю я.

— Ну, — сказал он, — одно из двух: нужно отвести ее на место или спрятать где-нибудь до завтрашнего утра.

Он не казался взволнованным, и я понял, что лошадь он спрячет, а не отведет на место. Во всяком случае, не сейчас.

— А где мы ее спрячем? — спросил я.

— Я знаю одно место, — сказал он.

— Давно ты украл эту лошадь? — спросил я.

Меня вдруг осенило, что он уже давно разъезжает верхом по утрам и только сегодня заехал за мной, потому что знал, как мне хочется покататься.

— Кто говорит, что я украл? — сказал он.

— Ну, а все-таки, когда ты начал ездить верхом по утрам?

— Сегодня в первый раз, — сказал он.

— Это правда? — говорю.

— Конечно, нет, — сказал он. — Но если мы попадемся, ты должен так говорить. Я вовсе не хочу, чтобы мы с тобой оба оказались лгунами. Тебе известно