— Алекс… папа… мама… — тихо простонал он и в первый раз с момента похищения заплакал горькими слезами.

Его похититель сам по себе жестоким не был. Он лишь слепо повиновался приказам, и, будь ему приказано снова побить мальчика, он бы, безусловно, так и сделал; однако пожалеть он тоже мог.

— Ну, не плачь, — проворчал он, — может, еще когда и вернешься, мало ли что…

Они обогнули островок, заселенный колонией крикливых олушей, потом судно взяло курс на северо-восток. Еще несколько минут — и Малая Земля скрылась из виду.

Волчица раздраженно откинула в десятый, наверно, раз край шторы на окне, выходящем в парк. Ее снедало нетерпение. Она не любила и не привыкла ждать, и затянувшееся отсутствие Герольфа действовало ей на нервы. Во время плавания она почти не покидала каюты, а на палубу выходила, только убедившись заранее, что Бриско там нет. Заключительный этап путешествия показался ей нескончаемо долгим. В порту на Большой Земле они заняли две комфортабельные кареты — одну она, другую Хрог с юным пленником — и мчались во весь опор целый день и следующий тоже, останавливаясь лишь перекусить да поменять лошадей.

Теперь она была дома, в своем логове, как сами они любили его называть. Как же иначе: ведь она была Волчица, а он — Волк. Внушительный помещичий дом, почти замок, возвышался посреди парка, обнесенного крепостной стеной. За стеной раскинулись их владения: поля и луга на севере, на западе — темный ельник, а ниже — озеро, шесть месяцев в году скованное льдом. Она любила это дикое, от всего удаленное место. Она любила возвращаться сюда к Герольфу. Но сейчас Герольфа не было.

— Оставь! — сухо бросила она горничной, приводившей в порядок туалетный столик. — Можешь быть свободна. Ты мне больше не нужна.

Ожидание было мучительным, но и сладостным тоже. Раз двадцать за эти два дня она проигрывала в воображении всю сцену: «У меня сюрприз для тебя, Герольф…» — «Сюрприз, любовь моя?» — «Да, я думаю, тебе понравится». От этих мыслей пробирала дрожь. Вот он увидит, на что она способна.

Только к ночи ей доложили наконец, что хозяин вернулся. С бешено заколотившимся сердцем она глянула напоследок в высокое стоячее зеркало: оно отразило высокую породистую женщину. Кремовое платье послушно повторяло стремительные линии ее стройной фигуры. Белокурые волосы рассыпались по точеным плечам. Она была готова.

Герольф влетел, как всегда, словно порыв ветра, внося с собой с улицы морозную свежесть. Это был высокий угловатый человек с волевым лицом, с тяжелой челюстью. Он шагнул к Волчице, они обнялись, не говоря ни слова, и долго не разнимали объятий. Потом он стал целовать ее — в лоб, в губы, в шею.

— Как ты долго… — прошептала она, откидывая голову.

Это был не упрек. Скорее это следовало понимать так: мне не хватало тебя, каждый миг без тебя так долог…

Вместо ответа он приложил палец к губам женщины. «Тс-с-с, я ведь неспроста задержался, — сказал он одними глазами. — Поди сюда». Он тихонько подвел ее к окну и отодвинул бархатную штору. «Посмотри…» В парке какой-то человек держал под уздцы арабскую лошадку, такую ярко-рыжую, что она казалась объятой пламенем. Увидев стоящую у окна пару, он заставил коня покружиться на месте, чтоб можно было хорошенько рассмотреть его при свете факела.

— Однажды, — шепнул Герольф на ухо Волчице, — однажды Бог призвал к себе Южный Ветер, зачерпнул из него горсть, бросил перед собой и сказал: «Иди, нарекаю тебя Конем». Думаю, это был вот этот самый конь. Я привез его тебе.

Волчица встрепенулась. Лошади были ее давней и пламенной страстью, особенно арабские чистокровки, пленявшие ее своей утонченной красотой и несокрушимой отвагой.

— И он мой?

— Твой. Пойди поздоровайся с ним.

— Нет, завтра…

Он немного удивился. Он-то думал, она тут же, не откладывая, захочет рассмотреть коня, потрогать, приласкать, проехаться на нем, несмотря на поздний час и темноту. Скакать верхом она могла часами, в любую погоду, сколько лошадь выдержит, не обращая внимания на собственную усталость.

— Ладно, — сказал он, — завтра полюбуешься… Но у меня тут еще один подарок. Смотри, что у него было привязано к гриве. Торговец добавил это для тебя.

На его ладони блеснуло тонкое серебряное колечко с сердоликом.

— Оно из пустыни, как и конь. Этот камень обладает свойством останавливать кровь. Так что если ты когда-нибудь поранишься или…

— Очень красивое, — прервала его Волчица и взяла кольцо двумя пальцами. — Благодарю тебя, Герольф.

— Ты его не наденешь?

— А? Надену, конечно…

Теперь он окончательно убедился, что с ней что-то не так.

— Оно тебе не нравится?

— Нет-нет, нравится… только…

— Да что с тобой?

Внезапно выдержка изменила ей. Она взяла руки Герольфа в свои и крепко сжала.

— Поди сюда.

Она потянула его к креслу, усадила и опустилась на колени у его ног.

— Прости меня, любимый, но хоть бы ты до зари унизывал мои пальцы перстнями, наполнял мои сундуки редкостными тканями, а мои конюшни арабскими скакунами — все равно твои подарки не сравнятся с тем, который я тебе сейчас преподнесу.

Герольф усмехнулся — это показалось ему забавным. Такое торжественное заявление в ее устах было делом непривычным. И вдруг он понял — то есть подумал, что понял, — и вся кровь отхлынула у него с лица к заколотившемуся сердцу.

— Волчица… — прошептал он, — ты… ты ждешь ребенка? У нас будет ребенок?

Ее словно ударило. Предвкушая, какова будет реакция Герольфа, она проигрывала в воображении все варианты — но не этот. До сих пор они так и не смогли зачать ребенка. Как будто две их жизненные силы, не укладывающиеся в обычные рамки, не дополняли, а нейтрализовали друг друга.

— Нет, — тихо сказала она, — нет, Герольф… Это не то.

Она уже взяла себя в руки и повторила нарочито таинственно:

— Не то… Кое-что получше.

Он посмотрел на нее недоуменно, почти встревоженно.

— Я нашла для тебя то, что ты отчаялся отыскать. Подожди здесь.

Она вышла и минуту спустя вернулась, оставив дверь за собой приоткрытой. Герольф в своем кресле сидел недвижимо. Она подошла и встала рядом с ним.

— Я добыла тебе того, кого ты ищешь вот уже десять лет, Волк, — сказала она вполголоса. — Я добыла тебе сына Ивана, внука короля Холунда. Только ничего ему не говори, он не знает, кто он такой.

Потом она позвала:

— Хрог!

Гигант вошел, подталкивая перед собой Бриско. Довел его до середины комнаты, не доходя до ожидающей пары, и по знаку Волчицы удалился. Бриско переодели во все новое. Он был умыт, причесан, но его лицо, прежде такое живое и смеющееся, замкнулось и стало жестким и упрямым. Он едва взглянул на мужчину и женщину, перед которыми стоял.