— Интересно, почему так бывает?

— Наверное, потому, что на самом деле такое ощущение исходит от нас самих, — изрекла Вика. — Если другой человек не может нам его дать, мы включаем свои внутренние резервы. Только и всего.

— А потом кажется, что это заслуга типа, с которым мы случайно познакомились в дешевой пивнухе. И подумать только, что Мария позволила себя охмурить такому фармазону. — Травка прикусил верхнюю губу. — А все говорила, что ищет что-то настоящее.

— Она и искала. И, как утверждает, нашла.

— Я-то думал, что она переживает что-то более глубокое, чем восхищение старым треплом.

— Травка, ты даже не представляешь себе, как Мария переживает. Особенно когда гуру грозит ей, что уедет в Амазонию.

— Я полагал, что она не настолько наивна. Что она пожестче… А она… у нее такое мягкое сердце, — чуть не прослезился Травка. — Поэтому я не могу оставить ее в когтях этого мифомана.

— Вот она, сила любви, — прошептала Виктория, тронутая декларацией Травки. — И что же ты намерен сделать?

Этого Травка, к сожалению, не знал.

— Может, для начала посмотреть, как будут развиваться события? — предложила я.

— Пожалуй, выбора у меня нет. Господи, в этом и состоит вся жизнь. Мы все время ждем развития событий.

* * *

То же самое сказал Даниэль. Он позвонил мне и произнес всякие новогодние пожелания, я ответила тем же (ну почти, потому что в голову лезли самые затертые слова). Несколько минут мы говорили на нейтральные темы: погода, цены на жареные орешки, кошмарное состояние тротуарных плит на Рынке, но наконец Даниэль спросил, сказала ли я уже родителям про переход.

— Все еще жду подходящего случая, — прошептала я в трубку, нервно оглядываясь, нет ли кого из родителей поблизости.

— Именно так и поступают молодые. Они постоянно чего-то ждут. Им кажется, что жизнь еще не началась. Что она начнется через неделю, через месяц, но еще не сейчас. А потом человек вдруг обнаруживает, что стаз старым, и вот тогда он задает себе вопрос, чем было это долгое ожидание. Но уже оказывается поздно…

* * *

Ну что ж, обещаю себе, что после Нового года я перестаю ждать. Начну жить, что бы это ни значило.

— Быстренько проведем ревизию бара, — сказала Виктория, указав на большущую коробку из-под компьютера Ирека, стоящую под столом-кроватью. — Посмотрим, что у нас есть.

Травка заглянул в коробку:

— Из веселящих напитков упаковка пива и четыре бутылки шампанского. Надеюсь, до полуночи они сохранятся.

— Ты обещал пять бутылок вина, а Олек, само собой, так называемую заправку для пива.

Виктория открыла крышку комода, куда складывали провиант.

— Кроме того, у нас семь литров кефира, пять минералки, бочка огурцов вместе с рассолом и центнер разных печенюшек и чипсов.

— Добавлю-ка я еще салат с майонезом, — предложила Милена. — Экспериментальное папино изделие. Будет завтра прекрасным заполнителем.

— Заполнителем чего?

— Того, что выблевано, — объяснила она.

— Ты, наверно, еще не знаешь, — встрял Травка, — что с похмела человек по-настоящему страдает, когда ему хочется блевануть, а нечем. Потому-то заполнитель — очень полезная штука, особенно жирный, густой и отвратный на вкус.

— Потому что такой легче выходит наружу, — объяснила Милена, нюхая содержимое банки. — Этот будет в самый раз. В желудке он не удержится и пятнадцати секунд.

Я сморщилась: до меня долетел аромат экспериментального салата.

— Надеюсь, мне не придется оценивать его достоинства.

— Когда-то надо начинать, — сказала Миленка. — Так уж лучше сейчас среди товарищей по несчастью, чем через полвека, окруженной бездушными медсестрами в доме заходящего солнца.

— Полвека в нашем возрасте — это чистейшая абстракция, — заметил Травка. — С равным успехом можно сказать, что дом этот ожидает Вишню через два миллиарда лет.

— Ладно, философ, скажи лучше, приготовил ли ты пластинки, — вмешалась в дискуссию Виктория.

— Ждут со вчерашнего дня. Сплошь антидепрессивные хиты: Рики Мартин, Наталия Орейро и, разумеется, бойсбэнды.

— Отлично, — обрадовалась Милена. — Ну так что? Пора надевать драгоценности и — гол!

— Кто хочет пива? Кто вина? — перекрикивала музыку Милена, вся в блестках и перьях.

— А может, кто-нибудь уже желает алкаприм или похмелин? — предложила Виктория.

Таковых не оказалось. Зато объявились жаждущие напитков большей крепости.

— Знаете эту шуточку? — спросил Олек. — «Водку? Теплую? В пять утра? Из пластмассового бритвенного стаканчика? Не откажусь». Наливай.

— А какие-нибудь другие деликатесы есть? — спросил Травка, чувствующий себя не в своей тарелке из-за отсутствия двух Марий своей жизни — одной во плоти, а второй растительной.

— После Анджеек, когда ребята принесли кислоту, отведали, а потом сели в лифт и съехали двумя этажами ниже, нет и не будет, — объявила Милена.

— Но тут же нет лифта, — заметила я.

— Нету, — согласилась Вика, — но это ведь не конец. Съехали они в подвал, тут у них разыгрался аппетит, и они решили купить чего-нибудь поесть. Пошли на поиски и обнаружили за углом магазин «24 часа». Ну, вошли.

— Откуда ты все знаешь? Ты что, была с ними?

— Продавщица там — наша знакомая, и она рассказала нам о своих переживаниях в ту ночную смену.

— Само собой, она не знала, что мы знакомы с этими ребятами, и это наше счастье, потому что тогда она уж точно никогда не продала бы нам ни крошки, — добавила Миленка. — Пришла она в тот вечер на работу как обычно. Сидит, скучает, ковыряет в зубах, и тут входят двое. Волосы взлохмачены, глаза как у вампиров — частично от кислоты, частично от вида копченостей в витрине. Наконец один из них, судя по описанию, Ендрек, выбрал твердокопченую телячью и просит отрезать ему триста граммов. Но говорил он так невнятно, что продавщица не поняла. Ендрек снова начинает ей толковать, показывает дрожащим пальцем. Наконец не выдерживает, перепрыгивает через прилавок, хватает здоровенный ножище и сам отрезает колбасу. Представляете себе? Мужик метр девяносто пять с ножом в руке? Продавщица едва в обморок не грохнулась.

— Но смешней всего, что отрезал он ровно триста граммов, — сообщила Вика.

— Нам подобные истории совершенно ни к чему, — завершила Миленка.

— А слышали историю про смысл жизни? — спросил Олек.