Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, в конце теплого, голубого с золотом сентября, подготовительная работа была близка к завершению.
Пробираясь в потемках к продолжавшему звонить телефону, Борис Иванович опрокинул кресло и едва не свалился сам, успев в последний момент схватиться за стену. Он выругался и зажег свет.
Пока он искал выключатель, телефон коротко звякнул в последний раз и замолчал.
— Скотина, — с чувством сказал ему Комбат, поднимая кресло и потирая ушибленное колено.
Он вернулся в прихожую, снял куртку и разулся, сунув ноги в домашние шлепанцы. Нужно было мастерить какой-то ужин, но готовить для себя одного Борис Иванович не любил, предпочитая в таких случаях обходиться консервами. Беспокоиться о желудке ему как-то не приходило в голову: в случае необходимости он мог питаться жареными гвоздями без какого бы то ни было ущерба для здоровья. «Чаю попью, — решил Комбат. — Все равно уже спать пора. Нечего на ночь глядя наедаться, а то, чего доброго, разжирею.»
Представив себя разжиревшим и не влезающим ни в одни брюки, он ухмыльнулся в усы и направился было на кухню, но тут телефон, словно только того и дожидался, снова принялся трезвонить.
— Вот зараза, — беззлобно заметил Рублев и пошел снимать трубку.
Звонил Подберезский.
— Ты дома, командир? — спросил он, поздоровавшись.
— Да как тебе сказать, — ответил Рублев. — Пока вроде дома.
— Пока? — переспросил Подберезский. — Ты что, уходить собираешься?
— Да нет. — замялся Комбат, проклиная черта, который дернул его за язык. — Нет, — повторил он, — никуда я не собираюсь.
Подберезский что-то сказал, но его слова заглушил раздавшийся в трубке треск.
— Что? — спросил Борис Иванович. — Что-то тебя плохо слышно. Ты откуда звонишь?
— Да из автомата, — ответил Подберезский и как-то смущенно рассмеялся. — Я говорю, приехать к тебе можно?
— Ни в коем разе, — строго ответил Комбат. — У меня тут делегация натовских генералов под мою диктовку пишет акт о безоговорочной капитуляции.
— Ага, — сказал Подберезский, — ясно. Я вчера на заборе знаешь, чего прочитал? «НАТО — параша, победа будет наша.»
— Во-во, — подтвердил Комбат. — «Спартак» — чемпион.
— Точно, — сказал Подберезский. — Так я подъеду?
— Еще раз спросишь — с лестницы спущу, — пообещал Борис Иванович. — Что за китайские церемонии? Только учти, выпить у меня нечего.
— Это не проблема, — ответил Подберезский.
Он приехал через сорок минут, нагруженный двумя бутылками водки и палкой колбасы.
— А это что за сухой паек? — спросил Рублев, вертя в руках колбасу. — Ты кого этой собачьей радостью кормить собрался?
— Так надо же чем-то закусывать, — оправдывался Подберезский. — Вот схватил, что под руку подвернулось.
Он повел носом, принюхиваясь к доносившимся из кухни аппетитным запахам, и вздохнул.
— Виноват, — сказал он. — Облажался.
Вдвоем они прошли на кухню, где их уже дожидался накрытый стол.
— Мама дорогая, — сказал Подберезский. — Пища богов!
— Кстати, — сказал Комбат, усаживаясь за стол, — ты долго до меня дозванивался?
— Да нет, — ответил Андрей. — С первого раза дозвонился. А что?
— Да звонил кто-то прямо перед тобой, — сказал Комбат, — а я не успел трубку поднять. Думал, это ты.
— Нет, не я, — наполняя рюмки, сказал Подберезский. — Ничего, надо будет — дозвонятся.
Они выпили.
— Слушай, — сказал Комбат, насаживая на вилку маринованный белый гриб, — а чего это ты гуляешь?
Невеста твоя не обидится?
— Какая невеста? — сосредоточенно орудуя вилкой, спросил Подберезский, не поднимая глаз от тарелки.
— Как — какая? — опешил Комбат. — Эта, как ее...
Аня. Или Таня...
— Алла, — с кривоватой улыбкой поправил его Андрей. — Не обидится. Слушай, Иваныч, ты не будешь против, если я у тебя переночую?
— Вот те раз, — сказал Комбат. — Была у зайца избушка лубяная, а у лисы ледяная... Неужто выгнала?
— Нет, что ты, — снова бледно усмехнувшись, сказал Подберезский. — Просто.., как бы это сказать.., ну, в общем, кровати у меня теперь нет.., временно.., а на полу спать жестко.
— Ага, — сказал Комбат, откидываясь на спинку стула и внимательно разглядывая своего бывшего подчиненного. — Оч-чень интересно. Кровати, значит, у нас временно нет, а звоним мы из телефона-автомата.., тоже, конечно, временно.
— Точно, — сказал Подберезский, старательно глядя куда-то в сторону.
— И с деньгами у нас временные проблемы, — продолжая разглядывать его, как блоху под микроскопом, сказал Комбат. — Раньше мы, значит, черную икру трескали, а теперь, значит, колбасу из субпродуктов полюбили...
— Да ну, Иваныч, — взмолился Подберезский, — что ты, в самом деле... Завтра банк откроется, и все будет в полном ажуре.
— Чудесно, — сказал Комбат. — Ну и чего еще, кроме кровати, телефонного аппарата и денег, у тебя теперь временно нет?
Подберезский некоторое время молчал, поочередно почесывая то затылок, то переносицу и бросая на Комбата короткие осторожные взгляды.
— Ну, — поторопил его Рублев, — что ты чешешься, как блохастая мартышка? Что еще у тебя сперла эта твоя Аня.., или Таня?
— Алла, — снова поправил его Подберезский и вдруг расхохотался так громко, что Комбат посмотрел на него с некоторой опаской. — Да все! — утирая навернувшиеся на глаза слезы и все еще продолжая смеяться, с трудом выговорил он. — Все как есть, одни стены оставила!
Борис Иванович некоторое время озадаченно смотрел на него, переваривая известие, а потом крепко ахнул ладонью по столу и тоже захохотал.
— Ну, баба! — приговаривал он. — Ну, молодец! А я-то думал, что она у тебя так — ни рыба ни мясо. Ну, оторва! Ты в милицию-то обращался? — вновь становясь серьезным, спросил он.
— А как же, — криво улыбнувшись, ответил Подберезский. — Как нашел исправный таксофон, так сразу и обратился. Они мне прямо сказали: говно, мол, твое дело, гражданин терпило. Одна надежда, что «звездочка» где-нибудь засветится...
— Она что же, и орден попятила? — мрачнея, спросил Комбат.
— А то... Поймаю — утоплю в унитазе, как крысу.
— Хотелось бы поприсутствовать, — сказал Комбат. — Давай-ка мы с тобой чокнемся за это дело. Не грусти, Андрюха. Кровать — дело наживное.
— А кто спорит? — сказал Подберезский. — Кто грустит-то? Наливай, Иваныч. Спрыснем начало новой жизни.