Ди-Ди промолчала. «Что это было? – напряженно размышляла она. – Уж не признание ли?»

– Но кот, сержант… Мистер Смит. Даже если бы я в своих рассуждениях пришел к выводу, что мне будет лучше без нее, при чем тут кот? Возможно, я сумел бы убедить себя в том, что моей дочери будет лучше без матери. Но устранение домашнего любимца стало бы необъяснимой, беспричинной жестокостью.

– Так что же случилось с вашей супругой, мистер Джонс?

– Не представляю.

– Она пропадала раньше?

– Никогда.

– Не появлялась куда-то к назначенному времени, не потрудившись позвонить, предупредить?

– Сандра – очень добросовестный и ответственный человек. Спросите сами в школе, где она работает. Она всегда говорит, что будет делать, и делает то, что говорит.

– Бары, выпивка, наркотики? За ней замечалось такое? По вашему собственному признанию, она еще очень молода.

– Мы не пьем и не употребляем наркотики.

– Может быть, она ходит во сне? Пользуется какими-то особенными медикаментами?

– Нет.

– Ее тянет к компании?

– Мы живем тихо и спокойно. Наш главный приоритет – дочь.

– Другими словами, вы – самые обычные, нормальные люди.

– Абсолютно.

– Люди, живущие в доме с укрепленными окнами и стальными дверьми?

– Мы живем в пригороде. Здесь к вопросам безопасности следует относиться со всей серьезностью.

– Вот уж не знала, что Южный Бостон настолько опасен.

– А я не знал, что у полиции могут быть какие-то вопросы к людям, предпочитающим крепкие замки.

Разговор терял смысл, и Ди-Ди решила, что продолжать его не стоит. Помолчав, она попыталась еще раз сориентироваться в беседе, вести которую следовало бы лично и не по телефону.

– Мистер Джонс, когда вы вернулись домой с работы, двери были заперты?

– Да.

– Вы не заметили ничего необычного? В кухне, в коридоре, в прихожей? Чего-либо, что бросилось в глаза?

– Ничего необычного я не заметил.

– Что вы сделали, когда поняли, что вашей жены нет дома?

– Я позвонил ей на сотовый. Оказалось, что он лежал в ее сумочке на кухонном столе.

– Что вы сделали потом?

– Я вышел из дому. Подумал, что ей, может быть, захотелось прогуляться, посмотреть на звезды… Не знаю. Ее не было дома, поэтому я решил поискать ее на улице.

– Что потом?

– Потом проверил ее машину.

– А потом?

– Потом… что?

– Все то, что вы сейчас перечислили, заняло бы не более трех минут. Однако номер девять-один-один вы набрали только через три часа. Кому вы звонили, мистер Джонс? Что вы делали?

– Я никому не звонил и ничего не делал.

– Целых три часа?

– Я ждал, сержант. Сидел на диване и ждал, что мир сам вернется в нужное состояние. Потом, когда никакого чуда не произошло, позвонил в полицию.

– Я вам не верю, – сообщила Ди-Ди.

– Знаю. Но, может быть, это тоже свидетельствует в мою пользу. Разве виновный не позаботился бы об алиби получше?

Ди-Ди тяжело вздохнула.

– Как думаете, что случилось с вашей женой?

Он тоже ответил не сразу, потом, помолчав, сказал:

– Что ж… На той же улице, почти рядом с нами, живет человек, состоящий на учете как осужденный за сексуальное преступление.

22 октября 1989 года неизвестный мужчина в маске похитил, угрожая оружием, мальчика по имени Джейкоб Уэттерлинг. Больше Джейкоба никто не видел. В 1989 году мне было три года, так что когда я говорю, что не делал этого, можете мне поверить. Но именно из-за того, почти двадцатилетней давности, похищения вся моя взрослая жизнь изменилась раз и навсегда. Дело в том, что родители мальчика основали Институт Джейкоба Уэттерлинга, благодаря деятельности которого в 1994 году был принят Закон Джейкоба Уэттерлинга о преступлениях против детей и регистрации сексуальных преступников. Таким образом родители мальчика помогли создать самую первую базу данных сексуальных преступников.

Знаю, что вы думаете. Я – животное, да? Такова в наше время общепринятая точка зрения. Сексуальные преступники – это чудовища. Нам не только отказано в любых контактах с детьми – нет, мы должны быть подвергнуты остракизму, прокляты и вообще принуждены жить в нечеловеческих условиях, где-нибудь под Флоридским мостом. Посмотрите, что случилось с Меган Канка, похищенной соседом-насильником из ее собственной спальни. Или возьмем Джессику Лансфорд, которую выкрал из дома сексуальный преступник, живший со своей сестрой в стоявшем на другой стороне улицы трейлере.

Что я могу сказать? По словам моего надзорного инспектора, в Соединенных Штатах на учете состоят почти шестьсот тысяч сексуальных преступников. Понятно, что некоторые из них ведут себя не слишком хорошо, а из-за них наказывают всех – даже таких, как я.

Я встаю, иду на работу, посещаю собрания, ни во что не вмешиваюсь. Я – образец успешной работы системы. Однако, когда в пять часов вечера я заканчиваю работать, то прежде всего жду, что за мной придет полиция.

В пятнадцать минут шестого, когда по улицам все еще не мчатся с включенными мигалками патрульные машины, я отправляюсь домой. Прокручивая мысленно события уходящего дня, стараюсь удержать под контролем растущее беспокойство. Утром, заметив переходящих от дома к дому полицейских, я не поддался панике и отправился на работу. Рано или поздно они меня найдут, а когда найдут, главной темой разговора станет вопрос о том, где я был и что делал со времени исчезновения миссис Джонс. На данный момент за мною числилось получасовое опоздание с ланча, когда я разговаривал с мистером Джонсом. Это обстоятельство, конечно, привлечет внимание, но тут уж ничего не поделаешь. Мне нужно было с ним встретиться. Оставалось надеяться лишь на то, что они арестуют его вместо меня.

Я подхожу к крыльцу. Пока что никаких признаков присутствия людей в синем – или, что более вероятно, спецназовцев в бронежилетах. С опозданием вспоминаю, что сегодня четверг, и если только я не потороплюсь, то вполне могу опоздать на собрание. Еще одно отступление от графика недопустимо, так что приходится подсуетиться. Влетаю в спальню, пять минут на душ и переодевание, выскакиваю из квартиры, ловлю такси, называю адрес местного психиатрического центра. Нас, зарегистрированных сексуальных преступников, восемь человек, и наши еженедельные встречи проходят отнюдь не в читальном зале ближайшей библиотеки.

В 17.59 я уже у двери. Это важно. В соглашении есть пункт, согласно которому мы не вправе опаздывать даже на одну минуту. Старший нашей группы поддержки в этом вопросе очень строг. Миссис Бренда Джейн – лицензированный соцработник с внешностью шестифутовой блондинки-с-обложки и характером тюремного надзирателя. Она не только проводит собрания, но и контролирует нашу частную жизнь во всех ее аспектах – начиная с того, что пить, а что не пить, и заканчивая тем, с кем встречаться, а с кем не встречаться. Половина из нас ее ненавидит. Другая половина крайне ей благодарна.