Второй и третий столики пустовали. Морис повернулся к четвертому. За ним сидела молодая элегантная женщина в светлом и потягивала какой-то напиток из высокого прозрачного бокала. Ее взгляд рассеянно блуждал по залу. Даже в этом скудном освещении было заметно, что женщина весьма хороша собой.

Она? Не она? Морис был полон сомнений. Но стоило ему взглянуть на следующий столик, как от них не осталось и следа. Женщина за пятым столиком с таким откровенным любопытством смотрела на Мориса, что никаких колебаний быть не могло.

Морис решительно направился к ней, с удивлением отмечая, что ноги немеют с каждым шагом. Это уже совсем никуда не годилось. Эта женщина напустила на себя столько таинственности, что он начинает волноваться как мальчишка на первом свидании. Не бывать этому!

– Миссис Уолтергейм? – спросил он, подойдя к женщине поближе.

Ее глаза озорно блеснули.

– А вы проницательнее, чем я думала, – неспеша произнесла она. – Или я чем-то себя выдала? Присаживайтесь, пожалуйста…

Это была Флер. Ее медленный, вальяжный голос, чувственно-ленивый и безгранично опасный. Таким голосом в древности сирены увлекали беспечных моряков на дно морское.

– Благодарю, – широко улыбнулся Морис и сел напротив нее. – Если хотите знать, вы выдали себя взглядом. Но я бы догадался и без этого.

Флер усмехнулась. Морис жадно разглядывал женщину, доставившую ему за последние два дня столько неприятных моментов, благо хрупкий светильник на стене хорошо освещал ее лицо. Он видел, что Фрэнсис ни капли не преувеличивала, называя сестру красавицей. Лицо правильной овальной формы, гладкий лоб, черные как смоль завитки волос, маленькие ушки, выставленные напоказ короткой стрижкой. Но в первую очередь ее глаза привлекали внимание. Огромные, темные, с длинными ресницами, они магнитом притягивали к себе взгляды. Раз увидев, забыть такие глаза было невозможно.

– Что вы предпочитаете, мистер Шеннон? – спросила Флер, видя, что Морис слишком занят разглядыванием, чтобы продолжить беседу. – Я заказала виски. Может быть, вы хотите что-нибудь другое?

Она подняла низкий бокал из толстого стекла и небрежно отпила глоток.

– Виски? – иронично спросил Морис. – Французские актрисы пьют виски?

– Я пью, – последовал лаконичный ответ.

– Тогда я тоже не откажусь.

Но не успел он поднять руку, чтобы позвать официанта, как тот уже появился перед ним и поставил на стол бутылку и второй бокал.

– Вы читаете мои мысли, миссис Уолтергейм, – заметил он, наливая себе виски.

– Зовите меня Флер, пожалуйста.

– Хорошо.

Разговор явно не клеился. Морис уже не помнил о том, что пришел сюда, чтобы взять интервью у этой женщины. Слова казались бессмысленными. Молчание затягивало их в омут, перекрывало все выходы и пути к спасению. У Мориса хватало сил только на то, чтобы смотреть на Флер и удивляться тому, какая у нее гладкая бархатистая кожа, и как блестят ее прекрасные черные глаза…

– Вы были гораздо более разговорчивы с Фрэнсис вчера, мистер Шеннон, – наконец произнесла Флер и лукаво улыбнулась.

– Зовите меня Морис, – машинально произнес он, прежде чем смысл ее слов дошел до него.

Фрэнсис? Сладкий туман моментально развеялся, голова прояснилась. Значит, Флер все знает?

И, словно отвечая на его немой вопрос, она произнесла:

– Неужели вы думаете, что она смогла что-то скрыть от меня? Фрэнсис никуда не выходит одна, и когда я обнаружила ту смешную записку, я сразу поняла, что дело нечисто. Сама она ни за что бы не решилась на такой шаг. Зная о вашем визите, было нетрудно сложить два и два вместе…

Флер неожиданно наклонилась к нему и процедила сквозь зубы:

– Скажите, эта глупышка многое успела выболтать, мистер журналист?

В глазах Флер больше не было призывного блеска. Наоборот, она смотрела мрачно, почти враждебно. Жемчужные зубки впились в нижнюю губу, и Морису тут же пришла на ум пантера на охоте.

Итак, война объявлена. Но пусть она не рассчитывает, что он сдастся без единого выстрела.

– А что мне оставалось делать? – спросил он с наигранным изумлением. – Я прихожу и узнаю, что мадемуазель Конде самым настоящим образом оставила меня в дураках. Отправилась за новой шляпкой! Как я должен был реагировать? Мисс Ритц согласилась составить мне компанию… Почему бы и нет?

– Но Фрэн не знает, что вы журналист. Вы воспользовались ею, чтобы выведать мои тайны?

Слова размеренно срывались с ее губ. Морис моментально представил себе Флер в роли какой-нибудь властной женщины. Королевы Елизаветы. Или Клеопатры. Умевших быть безжалостными, но и умевших любить…

– Почему же вы не посвятили сестру в детали нашей встречи? Если она знала, что я не член общества любителей древностей, а презренный журналист, она отнеслась бы ко мне более настороженно.

Внезапно Флер рассмеялась. Просто и искренне, будто она была обычной деревенской девчонкой, которой только что рассказали уморительную шутку.

– Член общества любителей древности! – воскликнула она, отсмеявшись. – И кому только такая невероятная глупость пришла в голову?

– Мне, – буркнул Морис. – Это был экспромт.

– Фантастика!

– Но ведь сработало же, – попытался защититься он. – Ваша мисс Преджиде поверила мне.

– О, Гортензия весьма легковерна, несмотря на солидный возраст, – пренебрежительно махнула рукой Флер. – И Фрэнсис такая же…

Спокойствие Флер удивляло Мориса. Неужели ее не волнует, что именно могла рассказать о ней Фрэнсис Ритц? Но Флер, похоже, даже не думала об этом.

– Обожаю этот ресторанчик, – мечтательно произнесла она, оглядевшись вокруг. – Тихо и уединенно. Я часто здесь бываю.

– Неужели вам удается сохранить свое инкогнито? – Морис вовремя вспомнил о том, что ему надо расспросить Флер хорошенько.

Она изумленно посмотрела на него.

– Да что вы такое говорите, Морис! Я же никогда не снималась в кино. А в наши дни только кинематограф может обеспечить неувядающую всеобщую славу. Меня даже в Париже не везде узнают.

Нотки горечи послышались Морису в голосе Флер.

– А почему вы не снимались в кино?

– Зачем? – пожала плечами Флер. – Образ, который я творила на сцене, был уникален. Спектакль заканчивался, и вместе с ним исчезал и образ. В следующий раз я играла ту же самую роль как-то иначе. Никаких повторений, никакого однообразия. А видеть на экране одно и то же выражение, слышать одни и те же интонации… Брр…

Флер поежилась.

– И к тому же… – Ее переменчивое лицо снова осветилось улыбкой. – Когда я состарюсь, то в мире не будет существовать ни одного напоминания о былой молодости. Это отвратительно, Морис, смотреть на экран и видеть себя двадцать лет назад. Я бы немедленно умерла от огорчения.