самым съездом, опять сияют огни: патрульные машины, «Скорая помощь», пожарные. Они окружают место огромной аварии, которую я не заметила раньше.

– Вот об этом предупреждала карта, – негромко говорит Джош.

– А что же было у моста?

– А это уже новая, – без всякого выражения отвечает Харпер.

Машины плетутся по дороге, и мы здесь – всего лишь пылинка в этой гигантской пыльной буре. Мы дергаемся и тормозим. Дергаемся и тормозим. Целых двадцать минут у нас занимает путь до съезда, и ко времени, когда мы туда подъезжаем, мои внутренности сводит невыносимым спазмом.

Брекен останавливается у наклонного ската. В моем животе что-то хлюпает, и меня окатывает жаркой волной. Во рту собирается слюна. Я выпрямляюсь на сиденье и внезапно осознаю: меня не просто подташнивает. Меня вот-вот вырвет. Я сжимаю руки в кулаки, сглатываю слюну и стараюсь дышать.

В машине жарко. Горячий воздух дует из всех щелей, и подмышки у меня под курткой совсем взмокли. Шею обжигает точно огнем, и я чувствую, как между ключиц ползет капелька пота.

– А можно сбавить температуру? – хриплю я.

Брекен соглашается. На светофоре загорается зеленый. Машина делает рывок вперед, потом сворачивает влево, и мой желудок совершает опасный кульбит. У меня вырывается слабый стон.

– Что не так? – спрашивает Джош.

– Меня тошнит. Сильно.

– Только не в машине, – говорит Брекен.

– Тебя тошнит? – с обеспокоенным видом переспрашивает Джош. – Что, совсем плохо?

– Мне нужно выйти. Тут слишком жарко. От этого хуже.

– Тебя вырвет? – спрашивает Харпер. – Нам остановиться?

– Меня не вырвет, – говорю я, хотя шансы довольно высоки.

Брекен замедляет ход, и я уверена, что он это делает из лучших побуждений – однако слишком поздно. Вверх по шее и лицу бегут волны огня. Я расстегиваю куртку, потом пытаюсь из нее выбраться. Джош держит куртку за рукав, помогая мне высвободить руку.

– Спасибо тебе.

– Тебе нужно подышать свежим воздухом.

Он слегка опускает окно.

Его внезапная забота застает меня врасплох, но свежий поток воздуха в машине сладок на моих губах, как мед, и я забываю обо всем на свете. Закрыв глаза, я пью ветер жадными глотками. Кровь в висках стучит в такт спазмам желудка.

– Мы должны остановиться, – говорит Харпер. – Ей надо отдохнуть.

– Я знаю. Я за ней наблюдал, – говорит Брекен.

– Держись, – обращается ко мне Харпер.

Я не отвечаю: все мои силы уходят на то, чтобы меня не стошнило. Свежий воздух очень помогает, но в машине я все равно долго не протяну.

– Давайте заедем на заправку, – говорит Брекен. – Вызовем оттуда эвакуатор.

– Что-то подсказывает мне, что из-за той заварушки у моста все эвакуаторы в Пенсильвании будут заняты еще очень долго, – говорит Джош.

– Но попытаться стоит, – возражает Харпер. – Я позвоню в нашу компанию по аренде машин.

– И что они сделают? – спрашивает Кайла с бесшумным смешком. – Запретят снегу падать?

– Если бы, – говорю я.

– В обычных обстоятельствах нам бы дали другую машину, – говорит Джош.

Брекен фыркает:

– Да уж, разбежались.

– Ну, про аварию-то мне надо сообщить в любом случае, – говорит Харпер. – Я даже не уверена, безопасно ли дальше ехать в нашей машине.

Брекен вздыхает:

– Если мы не хотим перебираться через горы пешком, то, боюсь, эта машина – наш единственный вариант.

Мне добавить нечего. Я уверена: Брекен прав. Откуда нам достанут машину? Да и нет никакой волшебной палочки, которая бы перенесла нас на безопасное сухое шоссе. Мы решили рискнуть и теперь за это расплачиваемся.

Однако Харпер настаивает, что надо позвонить. Прижимая трубку к уху, она жалуется, что ждать оператора придется не меньше двадцати минут.

Через метров семьсот перед нами вырастает заправка. Но не то блестящее неоном сооружение, на которое я надеялась. Перед обшарпанным зданием выстроились в ряд четыре насоса. Само строение больше обычных заправок. Может, раньше тут был еще и авторемонт? Теперь, похоже, все помещение занимает магазин, хотя сказать сложно: почти все окна завешаны рекламными плакатами пива, сигарет, живой наживки и походных товаров.

Не думаю, что в туалете будет чисто, но мне на это плевать. Пусть там будет хоть выгребная яма на дальнем конце участка – я бы не пикнула. На засыпанной снегом парковке стоят как минимум двенадцать машин, и еще несколько у насосов. Заправка кишит людьми: путешественники в дутых куртках осматривают машины, звонят кому-то, раздают еду скучающего вида детям всех возрастов. Чего тут только не увидишь – от оцарапанных бамперов до джипа со сплющенным боком. У одной машины оторваны и багажник, и бампер. Некоторым повезло больше: они отскребают с окон лед и заливают омывайку. Судя по тому, сколько людей смотрят на карты или в телефон, многие пытаются понять, как им добраться до пункта назначения.

Я смотрю на побитую «Тойоту» у въезда на парковку. Боковое зеркало свисает, как унылая сережка с уха.

– Что там с дорогами? – спрашиваю я.

Я попыталась посмотреть новости в телефоне, но интернет почти не ловит.

– Рекордное количество аварий.

Джош протягивает мне свой телефон.

– Если верить новостям, на I-80 две большие аварии: в одной – тридцать две машины, в другой – двадцать одна.

Я читаю только что процитированный им заголовок и затем возвращаю ему трубку, не в силах больше смотреть на это. Участок при бензоколонке забит машинами; Брекен сдает назад и паркуется, ожидая очереди к насосу.

– Раз уж мы тут, можем заправиться, – говорит он.

– Хорошая мысль, – соглашается Джош.

Брекен ставит машину на ручник и поворачивается к нам лицом.

– В той аварии было пятьдесят три машины, и мы знаем, что ни нас, ни тех, кто попал туда позже, они не считали.

– Шоссе надо было закрыть, – говорит Харпер.

– А они и закрыли, – говорит Джош.

Глядя из окна, он показывает в направлении съезда на магистраль. Так и есть: сквозь редкие стволы безлистых деревьев просматривается изгиб подъездной дороги. Она перекрыта флажками, и поперек движения припаркована полицейская машина. Джош прав. Они закрыли съезд к заправке.

Мы съехали с дороги, чтобы позвонить. Раздобыть другую машину или вызвать эвакуатор. Но теперь мы заперты посреди Пенсильвании и ни по одному шоссе отсюда не выбраться.

Как мне, черт возьми, добраться домой, к маме?

Я смотрю на часы. Она уже закончила работу. Может, даже сидит дома в пижаме и заваривает чай. Я тяжело вздыхаю, и от мыслей о нашем чайнике у меня сжимается горло. Мама всегда подает мне чай на маленьком блюдце с ложечкой и кладет три кусочка сахара. С тех самых пор, как я в третьем классе прочла книгу про то, как делают чай в Англии,