– Элка, скажи честно, она меня бросила?

– Дурак, ты, Андрюха! Нет, конечно. Просто Ляля сейчас очень занята. А так бы точно тебе позвонила. Но ты не грусти. Она вернется. Точно-точно. Ты только подожди еще немного. Хорошо?

– Хорошо… – рассеянно кивнул Железнов. – Элка, как тебе название песни «Ты только подожди еще немного»?

– А что, хорошее название, – уверенно ответила Элла и снова потрепала собаку по мощному загривку. – Тот, кто сильнее, всегда должен уметь ждать. Название, конечно, немного банальное. Но тут уже ничего не поделать. В любви, Андрюха, что бы ты знал, все слова банальны. Вот только дождаться их – трудно. Уже сил никаких нет, ждешь их, ждешь, крутишься вокруг шеста, крутишься, прямо мозоли себе натрешь. А не ждет тебя никто, хоть тресни. Одна надежда только вот на собаку эту.

Рич смотрел на Эллу преданно и даже нежно. По крайней мере, в том, что это лохматое чудище, защищая хозяйку, готово порвать на части любого обидчика, сомневаться не приходилось.

– Эл, а тебе не трудно все время вокруг шеста крутиться? – вдруг поинтересовался Андрей.

– Дурачок! – засмеялась Элла. – Он же сам крутится. Главное, вовремя разгон взять, а дальше шест уже сам все за тебя делать будет. А ты знай себе только пируэты различные выделывай – и так ноги задирай, и эдак. Только знаешь, что главное? Держаться за шест надо очень крепко, потому что, если хоть на мгновение хватку ослабишь, тут же сорвешься и улетишь черт знает куда. Ты же физику в школе изучал? Как такое движение называется? Центробежное или центростремительное?

– Да откуда же я помню. У меня в школе по физике тройка была.

– А у меня, что бы ты знал, пятерка. Но я все равно забыла, как такое движение называется. В любом случае, если тебя раскрутило, а ты не удержался и улетел, то костей потом точно не соберешь. Убьешься, как миленький. Ладно, выходи, а то сзади какой-то гад уже сигналит. Вот люди какие нервные!

– Пока, Элка, пока, Рич, хорошей вам ночи. – Андрей вышел из машины и вдохнул поглубже сырой воздух, который как будто испуганно дрожал в тусклом свете ночной Москвы.

– Спокойной ночи, Андрюша. Она вернется. Ты только не торопись.

– Да, да, конечно. Пока. Спасибо. – Он быстро попрощался и пошел в сторону станции метро.

Андрей чувствовал, что еще немного, и его глаза наполнятся слезами. Поэтому нужно было поторопиться, чтобы не расплескать их, донести до дома, а там превратить в самое ценное – в музыку.

Андрей сел в угол полупустого вагона, закрыл глаза и сделал вид, как будто спит. Он прекрасно знал, в такое позднее время это опасно – бандиты могут подумать, что пассажир пьян, и попытаются очистить его карманы. А при сопротивлении даже убить. Но Железнов не думал об этом, потому что очень внимательно прислушивался и пытался запомнить мелодию, которая звучала в его голове. Неожиданно на перегоне поезд очень сильно тряхнуло, и ноты тут же исчезли без следа, как будто испугались, вылетели на шпалы, где были безжалостно раздавлены колесами. Андрею стало жарко. Он вспомнил прощальный взгляд собаки, в котором так явно читалось: «Как хорошо, что мне не надо ни с кем делить любовь моей хозяйки». «Ляля, неужели я с кем-то делю тебя?» – почти застонал от внезапного удара в солнечное сплетение Железнов. И эта догадка была во много раз страшнее, чем бандиты, которые буквально оккупировали ночное метро Москвы образца 1995 года.

Андрей открыл глаза. Над ним нависали двое. Железнов молча достал из кармана смятые купюры. Парни тут же испарились. Андрей снова закрыл глаза. Ему было плевать на деньги. А вот погибшую музыку было жалко до слез.

Элла оказалась права. Ровно через неделю Ляля вернулась. Вернулась так, как будто и не исчезала.

Она появилась в квартире Андрея Железнова ближе к рассвету – все в той же светло-бежевой норковой шубе, нагруженная пакетами с шампанским, фруктами и конфетами. Как женщина-праздник. Как чудесное видение. Правда, выглядела она немного бледной – словно после длинного и утомительного перелета.

Но Андрей ни о чем не стал ее расспрашивать. Зачем? Ведь главное, что она вернулась. А он за время ее отсутствия написал больше десятка песен – немного грустных, но очень светлых и пронзительных. И в них, как в зеркале, отразились пережитые тоска и боль. Песни были такими откровенными, что Андрей никогда не решился бы спеть их кому-то постороннему. Только Ляле.

Именно поэтому в первую ночь после ее возвращения им было не до секса – Андрей пел. Одну песню, потом вторую, третью. Его ничуть не смущало, что исполнение так примитивно – он сидел на табуретке и тихо пел своим приятным, но несильным голосом, отбивая такт ладонями по деревянному подоконнику. Когда в горле пересыхало от волнения, Андрей понемногу отхлебывал шампанское прямо из бутылки.

– Я таких песен никогда не слышала, – призналась Ляля, когда он наконец-то закончил свой маленький импровизированный концерт. – Может быть, тебе надо их кому-то показать?

– Да кому? Я и не знаю никого из нужных людей, – растерянно пожал плечами Андрей. – А в ресторане мне их петь совсем не хочется.

– Нет, нет, в ресторане не надо, – испугалась Ляля. – Это потом, когда они уже станут хитами, их будут петь все, кому не лень. Например, на набережной в Сочи. Там всегда звучат самые популярные песни. Правда, иногда их исполняют так чудовищно! Но тут ничего не поделать. Все по-настоящему талантливое рано или поздно копируют, воруют по кусочку и растаскивают.

– Смешная ты, Лялька, – грустно улыбнулся Андрей. – Почему ты решила, что они когда-нибудь будут иметь успех?

– Потому что от них мурашки бегут по коже.

– Хочешь еще шампанского? Смотри, совсем мало осталось. Как это я умудрился почти всю бутылку выхлестать?

– Ты пел. Вот и все, – произнесла Ляля, села к нему на колени и прижалась щекой к его на удивление тщательно выбритой щеке. – От тебя так хорошо пахнет…

– Ага, смесью водки и шампанского. Сегодня был день рождения у барабанщика, мы после смены немного выпили.

– Нет, нет, – покачала головой Ляля. – Пахнет каким-то парфюмом особенным. Или конфетами шоколадными. Даже не пойму чем, но очень приятно. Даже голова кружится.

– Лялька… – он взял ее маленькие руки в свои, красивые и сильные, чуть дрожащие от напряжения. – Скажи мне, где ты была?

Она не хотела отвечать, поэтому начала медленно и очень нежно его целовать, тихо-тихо приговаривая: «Андрюшечка, я так скучала, очень-очень».

И эта ее нарочитая, как ему показалось, нежность вывела Андрея из себя. Он брезгливо, как ненужную вещь, скинул Лялю с колен и попытался повысить на нее голос. Но после двух концертов: одного – в прокуренном зале ресторана, а второго – домашнего, исполненного без помощи каких бы то ни было инструментов, усилителей и подпевки – голос отказался ему подчиняться. Поэтому вместо сильного мужского крика из горла вырывался лишь хрип, который звучал то ниже, то выше. Так обычно разговаривают подростки. Или взрослые мужчины двадцати пяти лет, которые по той или иной причине утратили над собой контроль.