В любой другой компании я бы откусила собственный локоть, но ни за что в жизни не зашла в подобное место. Но рядом с ним как по волшебству перестаю чувствовать себя неловко. Я его практически не знаю, но интуитивно доверяю, просто поразительно!

Мы заказываем все самое дорогое, что видим в меню. Заказываем то, что я даже не знаю, как правильно есть. С устрицами я, как житель города у моря, само собой, знакома, но кое-что буквально вводит меня в ступор.

— А это еще что? — с подозрением смотрю на розоватые куски чего-то с непонятного.

— Ломтики тунца с пак-чой.

— Даже не хочу знать, что это означает. И как это есть?

— Подозреваю, что вот так, — берет кусочек свежего тунца прямо руками и заталкивает в рот.

Официант косится на нас с неким подозрением, еще бы: двое подростков пришли ночью, уминают дорогие блюда, смеются, и вообще непонятно, что от нас ожидать.

— Этот мужик так на нас смотрит, как будто мы вот-вот убежим не заплатив, — чуть подавшись вперед, шепчу Дамиану, наблюдая за парнем во фраке. — Такой напряженный.

— Кстати, ты быстро бегаешь?

— А к чему этот вопрос?

— А почему бы и не этот? Мы же узнаем друг друга, — откинувшись на спинку удобного кресла, отодвигает тарелку, затем допивает оставшееся в бокале. Со скучающим видом изучает длинный и наверняка внушительный чек. А потом поднимает на меня взгляд: — Ты доела?

— Да, очень вкусно, спасибо.

— Больше ничего не хочешь?

— Спятил? Да я неделю, наверное, больше съесть ничего не смогу!

— Отлично. Тогда… побежали! — схватив меня за руку, резко подскакивает с места, и вот мы уже несемся через весь зал прямиком к выходу.

Сердце стучит где-то в горле, я в самой настоящей панике и совершенно не понимаю, что происходит.

— Мы что, реально убегаем? — перепрыгивая через ступеньки, в ужасе кричу я.

— Ага, — подтверждает он, хватая с вешалки нашу верхнюю одежду.

— Убегаем не заплатив?

— Кажется, так.

Теперь это не паника — это шок. Нас же могут арестовать! Да не могут — точно арестуют! Так нельзя! Это же незаконно!

Но продолжаю бежать со всех ног.

Отбежав на приличное расстояние, мы, наконец, тормозим. Наклонившись, опираюсь ладонями о колени, и никак не могу привести сбившееся дыхание в норму.

— Ты сумасшедший, да? Ненормальный? Это же преступление! Мы просто сбежали из ресторана! Ты потом уедешь, а я останусь, и меня обязательно найдут. Найдут и посадят! Ты совсем с головой не дружишь?

Я ругаюсь, ругаюсь, ругаюсь, и только потом понимаю, что он вообще меня не слушает: стоит напротив в точно такой же позе — наклонившись и уперев ладони в колени, и заразительно… смеется.

Я сначала настолько теряюсь, что сразу же забываю весь недавний гнев.

— Не понимаю, что тут смешного?

— Не ожидал, что ты так легко на это поведешься.

Выразительно моргаю, не понимая к чему он клонит. И только пото-ом меня осеняет…

— Так ты что… ты все-таки заплатил, что ли?

— Ну конечно! — выпрямляясь, улыбается он. — Разве я похож на нарушителя закона?

— Поэтому за нами никто не побежал… Ты расплатился заранее! Ты разыграл меня! — и начинаю изо всех сил барабанить по его груди. — Я думала, что в обморок рухну от страха! Ты нормальный вообще?

Ничего на это не отвечая, он наклоняется и без каких-либо предисловий целует меня в губы. И этот шар с первого удара попадает прямо в сердце, выбивая одним ударом все немыслимые страйки.

— Ну тебе же понравилось, — шепчет в мои губы, и я не совсем понимаю, что именно он сейчас имеет в виду.

И пусть о подобном я не смела даже мечтать, и этот поцелуй я не забуду никогда в своей жизни, но есть грани, которые я при всем желании не могу переступать. Одно дело прогулка, и совсем другое — поцелуй.

Отстраняюсь и для верности отскакиваю на два шага назад.

— Ты же знаешь, что у меня есть парень. Ты не должен был этого делать, я не разрешала!

— Это было твое проигранное мне желание.

— Твое желание я уже выполнила, уйдя за тобой с вечеринки.

— Ну уж нет, тогда это было ТВОЕ желание уйти за мной, — он улыбается, и я понимаю, что он совершенно прав. Только он, наверное, не знает, что и это желание тоже было невысказанным моим…

Но так нельзя! Все, что я делаю, недопустимо.

Молча разворачиваюсь и бреду в сторону дома. Дамиан идет рядом, и я боюсь на него даже взглянуть.

— Зачем он тебе? Он же тебе даже неинтересен, — имени он не называет, но я сразу понимаю о ком идет речь.

— А ты откуда знаешь, интересен мне он или нет? — огрызаюсь, ощущая себя проигравшей. Считанной им от и до. Уязвимой. — Ты тут вообще без году неделю.

— Если бы он был тебе нужен, ты бы не ушла за мной с вечеринки.

— Захотела… и пошла. Что хочу, то и делаю.

— Вот и я так же. Всегда делаю, что хочу, — хватает меня за руку, поворачивает на себя и снова целует.

И почему-то я больше не хочу с ним бороться.

Хотя с ним ли? Конечно, с собой.

Кое-как распрощавшись с ним у калитки, захожу в сонный дом. Время начало шестого утра, и это был самый длинный, лучший и сумасшедший день в моей жизни. Я так опьянена счастьем, что не вижу ничего вокруг, не хочу замечать. Хочу поскорее залезть под свое одеяло и воспроизводить в памяти все, что произошло. Смаковать каждую секунду рядом с ним.

Я ложусь и вскоре засыпаю, улыбаясь.

И, конечно, не вижу темный силуэт возле своего окна.

Часть 11

Просыпаюсь я около одиннадцати часов, быстро собираюсь, одеваюсь потеплее и, пока отчим отсыпается после ночной смены, удираю из дома. Вчера мы договорились с Дамианом встретиться у той же ротонды и снова провести весь день вместе.

Я не думаю о том, как это выглядит со стороны, что потом буду говорить Игнату, я вообще не думаю ни о чем, кроме предстоящего