я приняла твердое решение ему помочь, стало не так страшно. А после того как обработала рану и рассмотрела, что там, немного успокоилась — действительно просто рассекли кожу. Пусть сильно, но точно не смертельно.

— Не хочешь рассказать, кто это сделал? — спрашиваю, совершая первый, но довольно уверенный стежок.

— Да я не знаю, правда, я тут вообще без году неделю. Какие-то парни.

— Но ты их зачем-то покрываешь.

— С чего ты взяла?

— Ты отказался обращаться в полицию.

— Прости, но это полная чушь. Просто не хочу, чтобы об этом узнал отец, вот и все.

— А вот про эту рану ты ему тоже не говорил? — киваю на заживший шрам чуть ниже на плече. — Ты что, бандит?

— Угу, с большой дороги. Не похож?

— Признаться, я уже ни в чем не уверена. Ты слишком скрытный.

— Все бандиты скрытные.

— Твои ответы дают еще большую почву для размышлений и поверь, она очень плодородная.

Он улыбается. Я не вижу, потому что слишком увлечена "спасением его жизни", но чувствую это.

— Ладно, так и быть, расскажу тебе. Только сама понимаешь — никому.

Впервые отрываюсь от своего непростого занятия и бросаю настороженный взгляд на Дама.

— Ну и?

— Меня разыскивает Интерпол, — шепотом произносит он.

— И за что?

— Написал на стене правительства Великобритании русское матерное слово.

— Да ну тебя!

Повелась. Впрочем, сейчас тайна его прошлого волнует меня во вторую очередь.

Удивительно, но на весь процесс зашивания раны уходит всего несколько минут, и я сама не понимаю, как так вышло. Только что тряслась как кролик и уже все…

— Отличная работа, скоро буду как новый. Это будет мой самый красивый шрам, — рассматривает плечо Дамиан, а потом переводит взгляд на меня и меняется в лице: — Эй, ты чего? Ты плачешь, что ли?

Да, я сижу и, бросив на пол хирургические перчатки, плачу.

До момента, как сделала последний стежок я была сосредоточена словно робот, отбросила все ненужные мысли, но теперь… накрыло. Я вдруг поняла, что именно произошло, стало так страшно.

— Ну ты чего это? Ты отлично справилась, мне даже понравилось. Иди сюда, — аккуратно притянув меня к себе, убирает за спину мои собранные в хвост волосы, и мягко, я бы даже сказала — деликатно — целует в шею. — Очень-очень понравилось. Готов повторить.

— А если бы они промахнулись и попали чуть ниже? — всхлипываю в его здоровое плечо. — Что было бы тогда? Ты об этом подумал? Этих ублюдков нужно найти! Найти и наказать по всей строгости закона!

— Ничего не надо, я сам разберусь. Ты умница, слышишь? Я тобой горжусь!

— А я тобой нет! Потому что ты… дурак! Ты так меня напугал! — и снова реву.

Хоть я и пыталась вести себя очень тихо, но за всей этой суетой совсем забыла про осторожность. И видимо, кого-то все-таки разбудила.

Я слышу скрип половиц в коридоре, потом громкий удар кулаком в дверь.

Подношу указательный палец к губам и беззвучно шепчу: "Тихо, пожалуйста. Умоляю тебя — молчи!"

— Ты почему не спишь? — рычит отчим. — Я слышал голоса. Ты с кем там говоришь? — снова удар. — Открыла, кому сказал!

Дамиан рывком подрывается с кровати, но я толкаю парня обратно и закрываю его рот ладонью.

— Уже ложусь. Уходи!

— У тебя там кто-то есть? — прислушивается. — Притащила кого-то? Отвечай!

— Тебе лечиться надо, понятно? Если ты не уйдешь, я открою окно и закричу!

Отчим выплевывает еще пару ругательств и в конце концов все-таки уходит. Подождав еще с минуту и убедившись, что его точно нет у двери, убираю ладонь от лица Дамиана.

— Прости, пожалуйста, но у меня не было другого выбора, — лихорадочно шепчу в свое оправдание. — Если он узнает, что ты здесь, то точно убьет обоих.

— Теперь понятно, почему ты такая зажатая. Почему так спешила домой сегодня вечером…

— Это мой отчим, не отец. И у нас… непростые отношения.

— Почему ты все это терпишь? Он относится к тебе словно к вещи, а не человеку!

— Все очень сложно, Дам, так быстро не рассказать.

— А ты попробуй, я никуда не спешу, — и смотрит так, что я понимаю — без ответов он не уйдет.

И я рассказываю. Рассказываю все как есть. Про отца, который нас бросил, про безвольную мать, сидящую на сильных препаратах, про брата с синдромом Аспергера и постоянную тиранию со стороны отчима...

— Так больше не должно продолжаться. Не должно! Вам нужно уходить от него, и как можно скорее.

Мы сидим на подоконнике, в полной темноте. Почему-то так мне было проще оголить неприглядную сторону своей жизни. Не видя ужаса, шока и может быть даже осуждения на его лице.

— Я бы ушла, но мама… ее не переубедить. Такой она человек.

— Неужели настолько сильная любовь?

— Скорее, привычка. И слишком мягкий характер. А еще она не верит в себя, думает, что без отчима не проживет. Потому что он внушил ей, что царь и бог, и что без него она пустое место.

— Типичная жертва абьюза.

— Она просто — типичная жертва. К счастью, я пошла не в нее, у меня характер отца, что доставляет некие сложности — с отчимом быть непокорной крайне нежелательно. Я держусь из последних сил, но как только мне исполнится восемнадцать…

— И что будет? — его испытующий взгляд я вижу даже в темноте.

И как быть? Рассказать ему о том, что планирую согласиться на предложение Игната, чтобы сбежать из этого кошмара?

Раньше мне не казалось это чем-то из ряда вон, и наша будущая свадьба по-умолчанию представлялась делом правильным и решенным. Но теперь, рядом с ним, глядя в его горящие чувством справедливости глаза, становится дико стыдно.

Я чувствую себя нечестной, фальшивой и мелочной. Я словно… хочу продать себя, пусть даже во имя спасения.

— Так что будет после восемнадцати? — упрямо наседает он.

— Думаю, это во-многом развяжет мне руки, — ухожу от прямого ответа и решаюсь, наконец, задать свой: — Ты не рассказывал, почему приехал сюда. Понятно же, не