мне не хватит топлива на обратный путь. Тогда нам пришлось бы в срочном порядке прерывать наше свидание с исполинскими птицами и все силы бросить на то, чтобы добраться до Зубцов, где у самой границы с мелколесьем из хвощей на высоте шести сотен метров над поверхностью строился новый город для колонистов с Гиппы. А ты помнишь…

Я сам не заметил, как начал вновь погружаться в рассказ о неизвестном для меня мире, о землях, парящих меж звезд в небесной мгле, и об обитающих на них храбрых и находчивых людях, сумевших подчинить себе суровые заоблачные дали и даже укротить стихии света и тьмы.

— А наш первый совместный контракт? Я знал, что будет нелегко, но ты так стремилась покинуть родную систему, что любой вариант за пределами Центаврии казался для тебя идеальным. И стоило хитрецу Уве поманить тебя сладким пряником неизведанного, ты тут же подорвалась в систему Вирджиния, за двадцать три световых года от дома. Вот уж куда бы я ни за что не хотел вернуться вновь. Первые три из шести положенных нам лет на «близнецах» были самыми ужасными. Я-то думал, что мы на весь срок отправимся на Прозерпину, но тебя попросили посмотреть теплицы на Тривии, и я не раздумывая согласился составить компанию моей лучшей выпускнице. Три года на пустынной, безжизненной планете, где можно выходить на поверхность лишь в тесном скафандре старого образца (списанном еще, наверное, с первых миссии на Реме), и то лишь на два коротких часа за местные сутки, пока этот монстр повернут к звезде своей выжженной стороной. Тридцать градусов Цельсия в тени, восемьдесят! в лучах рассвета. А скорость вращения?! Центрифуга — не иначе, до сих пор вспоминаю с содроганием… Благо под землей почти не ощущалось. Но вы с Жанин сделали это! Сорок автономных подземных теплиц — достаточно, чтобы кормить целую бригаду исследователей и рабочих. Ты сейчас должна была поинтересоваться, нашли ли они хоть какие-то ценные ресурсы в недрах безжизненной глыбы, на которой мы провели три долгих года — три года под землей, Кори! ловя исцарапанными оболочками скафандров редкие, но смертоносные лучи обжигающей звезды Вирджинии. И на твой справедливый вопрос я бы вновь сочувственно помотал головой, но посоветовал бы тебе все же не терять веры. Пусть кристаллов там и нет, но хоть что-то же стоящее должно течь в жилах этого раскаленного куска надежд и трудов человеческих десятилетий и наших с тобой, Кори, трех мучительных лет. Трех самых отвратных и, вместе с тем, самых счастливых лет моей жизни, потому что ты тогда сказала «да», Кори… И твои полные восторга глаза, когда я достал тебе ко дню рождения целый ящик плодов с Прозерпины. Мелких и кислых, но все-таки фруктов.

Я не способен был передать словами, какое впечатление произвели на меня эти его воспоминания. То были не скупые факты из истории незнакомого мира, а излияния живого человека, страждущего вернуть свое счастье. И я просто обязан был дать ему хоть-какой-то отклик.

— Это было, наверное, сравни подвигу? — восхитился я. — Фрукты из другого мира!

— Полгода работ. Но это того стоило, поверь… — отмахнулся он.

— Нет, уверен, что не стоило. — Сглотнув сбившееся в груди дыхание, я все же признался, что очень люблю фрукты. — Я помню вкус ягод дикой аргины, что росла в овраге у восточных ворот Алой Альды, деревушки, где я появился на свет и провел все свое детство. И мамин виноградный настой — до сих пор нет для меня ничего вкуснее.

Я поймал на себе протяжный бархатистый взгляд зеленых глаз, и лицо мое вспыхнуло пожаром.

— Неужто и этого ничего не было?.. — бормотал я еле слышно.

— Кстати, о вкусах, — мой знакомый с небес вовремя оживился, чтобы хоть как-то подбадрить меня.

В очередной раз наколдовав что-то в воздухе, он обратил мое внимание на меленький металлический столик у дальней стены. Еще минуту назад он был пуст, а теперь на нем стоял круглый серебряный поднос с ажурной каймой, а на подносе лежали — я не сразу поверил глазам — фрукты.

— О! — воскликнул я, подбегая к столику и неуверенно протягивая руки к удивительных форм и цветов угощению. — Это похоже на виноград, — узнал я, — только он почему-то чересчур уж мелкий. А ведь это же яблоки — точь-в-точь как у нас!

— Программисты обоих миров, судя по всему, питали любовь к яблокам, какие выращивали на Старой Земле. Теперь их почти уж не встретишь в реальном мире.

— Можно? — взяв с подноса ровный зеленый, с легким румянцем плод и взвесив его в руке, я, как малый ребенок, уставился на стоящего рядом чародея — иначе назвать бы его не мог в ту минуту.

— Конечно, пробуй. Это все для тебя…

Поднеся яблоко к губам, я не сразу решился откусить от него. Меня поразил легкий травянистый аромат с кислыми и сладкими медовыми нотками — ничего подобного я никогда не ощущал, поедая яблоки на празднике в честь нового урожая. И кожица такая тонкая и такая шелковистая. Не спеша впившись в яблоко зубами, сначала я услышал сочный хруст, и лишь потом ощутил растекающийся во рту душистый кисловатый сок. Я настолько увлекся процессом, что даже не заметил, как в руке у меня остался лишь крошечный хвостик.

— Ну как? — довольно щурясь поинтересовался мой благодетель.

— Это что-то волшебное, — расплывчато отозвался я, так как во рту у меня уже был виноград.

Я хватал с тарелки фрукты один за другим. Какие-то напоминали мне те, что я ел у себя дома, иные — и я брал их с опаской — мне не с чем было даже сравнить. Но все они имели какой-то особый, невероятно тонкий аромат, которого я никогда не замечал раньше во время еды.

Вдоволь напробовавшись, я повернулся к наблюдавшему за моей трапезой человеку. По его лицу было понятно, что примерно такой реакции он от меня и ожидал. Натянуто улыбнувшись, я отозвался, и голос мой прозвучал виновато:

— Пусть я и поверил каждому твоему слову, но все же что-то тянет меня назад, что-то, с чем совладать я не в силах.

Он лишь понимающе кивнул.

— Твой источник подключен к тому миру, — помедлив, произнес он заумным тоном.