– Софи, – едва слышно произнес он, – раз уж у нас пошел такой откровенный разговор, я должен тебе кое-что сообщить. – (Я тотчас же приоткрыла один глаз.) – Надеюсь, твои чувства не будут слишком сильно задеты.

– Что такое? – У меня екнуло сердце.

На секунду замявшись, он взял мою руку в свою и сказал:

– Я понимаю, что ты собиралась меня побаловать. Но, честно говоря, я не люблю фуа-гра. И никогда не любил. Мне просто не хотелось с тобой пререка…

Однако ему не удалось договорить. Я закрыла ему рот поцелуем.

2002 год

Поверить не могу, что ты звонишь мне во время медового месяца.

– Ну да. Дэвид решает какие-то дела в холле гостиницы. Вот я и подумала, что это идеальный повод выкроить время, чтобы поболтать две минутки.

Жасмин, прикрыв рукой микрофон, тихо говорит:

– Ладно, тогда, пожалуй, пойду в женский туалет, чтобы меня не засекла Бесли. Не отключайся. – (Я услышала звук закрываемой двери, торопливые шаги. И живо представила себе тесный офис над книжным магазином, плотный поток ползущего по Финчли-роуд транспорта, запах выхлопных газов в неподвижном летнем воздухе.) – Ну, давай выкладывай. Расскажи мне все. Буквально за двадцать секунд. У тебя, небось, теперь походка как у Джона Уэйна, да? И ты, наверное, просто улетно проводишь время?

Я обвела глазами наш номер, переведя взгляд с недавно покинутой Дэвидом смятой постели на стоявший на полу чемодан, который я без особого энтузиазма уже начала собирать.

– Все было немножко странно. Я имею в виду – привыкать к семейной жизни. Но я ужасно счастлива.

– Ух ты! Как я тебе завидую! А я вчера вечером ходила на свидание с Шоном Джефрисом. Помнишь его? Брат Фи. Ну того, с жуткими ногтями? Честно говоря, сама удивляюсь, почему сказала «да». Он всю дорогу занудно рассказывал о себе. По идее, я должна была быть поражена в самое сердце оттого, что у него есть двухэтажная квартира во Фрирн-Барнете.

– Что ж, неплохой райончик. Весьма перспективный.

– Сама квартира дает кучу возможностей.

– Главное, суметь подняться по лестнице, – захихикала я.

– Тем более в его возрасте. Не дай бог, попадется плохо закрепленный кирпич.

– Он, небось, уже вышел на пенсию. Ну давай! Скажи, что он уже пенсионер.

– Он определенно на пенсии. Причем индексируемой. И он надел серые туфли, и настоял на том, чтобы оплатить счет пополам, и заказал самое дешевое вино, «потому что после первого бокала вкус уже все равно не чувствуется». Ох, Уортинг, как я хочу, чтобы ты поскорее вернулась! Мне дико хочется надраться. Свидания – это тихий ужас. Ты приняла единственно верное решение.

Я легла на спину и уставилась в белый потолок, богато украшенный, точно свадебный торт.

– Да неужели? И это несмотря на то, что я безумно импульсивна и не должна доверять своим порывам?

– Да! Жаль, что лично я оказалась не столь импульсивной. Я бы вышла замуж за Эндрю и переехала в Испанию, а не застряла бы в этом чертовом офисе, гадая, где бы перехватить двадцатку или пятерку, чтобы заплатить наконец налог на машину. Ну да бог с ним, мне надо бежать! Бесли только что вошла в женский туалет. – Голос Жасмин неожиданно становится деловым. – Конечно, миссис Халстон. Большое спасибо за звонок. Не сомневаюсь, мы скоро с вами снова свяжемся.

Лив выключает телефон, когда в номер входит Дэвид. У него в руках коробка дорогущего шоколада от Патрика Роже.

– Что это такое?

– Ужин. Сейчас нам к этому еще в номер принесут шампанское.

Она ахает от восторга, начинает сдирать обертку с красивой бледно-бирюзовой коробки, кладет конфетку в рот и от наслаждения закрывает глаза:

– Боже мой, потрясающе! Только боюсь, после этих конфет и завтрашнего шикарного ланча я потом в дверь не влезу.

– Я отменил ланч.

Лив удивленно вскидывает глаза:

– Но я же сказала, что я…

Дэвид пожимает плечами:

– Нет. Ты была совершенно права. Больше никакой работы. Некоторые вещи должны оставаться священными.

Она кидает в рот очередную конфету и протягивает ему коробку:

– Ох, Дэвид… Я начинаю думать, что слишком остро на все отреагировала.

Полдень, с его накалом страстей, казалось, остался далеко позади. Теперь у нее такое чувство, будто они женаты давным‑давно.

Он стягивает через голову рубашку.

– Вовсе нет. Ты имела полное право претендовать на то, чтобы во время медового месяца я уделял внимание лишь тебе и больше никому. Прости. Похоже… похоже, мне надо зарубить себе на носу, что я уже не один, а нас теперь двое.

И вот он снова такой, как прежде. Мужчина, в которого она влюбилась. Муж. И она вдруг вся пылает от желания. Он садится рядом с ней, и она прижимается к нему, а он тем временем продолжает говорить:

– Хочешь узнать самое интересное? Я позвонил Голдштейнам снизу и объяснил, что сожалею, но на этой неделе у меня больше не будет времени, поскольку на самом деле это мой медовый месяц.

– И…

– И они пришли в ярость.

Рука с конфетой замерла на полпути. У Лив оборвалось сердце.

– Господи, мне так жаль…

– Ага. Реально пришли в ярость. Они спросили меня, каким местом я думаю, если во время медового месяца оставляю молодую жену, чтобы обсудить деловые вопросы. Цитирую дословно: «Нельзя начинать так семейную жизнь, черт побери!» – Он лукаво ухмыляется.

– Мне всегда нравились эти твои Голдштейны, – говорит она, кидая конфетку в рот.

– Они сказали, что такое бывает лишь раз в жизни и вернуть это время уже невозможно.

– Думаю, я даже способна их полюбить.

– Через минуту ты полюбишь их еще больше. – Он встает и распахивает двустворчатую стеклянную дверь на балкон. Их маленький номер купается в лучах вечернего солнца, звуки оживленной Фран-Буржуа, с толпами туристов и ленивых покупателей, заполняют комнату. Он стаскивает туфли, носки, брюки, садится на кровать и поворачивается к Лив. – Они утверждают, будто чувствуют себя отчасти виноватыми в том, что разлучили меня с тобой. Поэтому они предложили нам свои апартаменты в «Рояль Монсо». Мы можем переехать хоть завтра. Решать тебе. Обслуживание в номере, ванна размером с океанский лайнер, море шампанского, можно вообще никуда не выходить. На двое суток. Я так долго и проторчал внизу, потому что на правах мужа взял на себя смелость перезаказать билеты на другое число. Ну что скажешь? – Он смотрит на Лив, и в его глазах проскальзывает тень сомнения. – Тебе придется провести еще сорок восемь часов в обществе мужчины, который, если верить нашим дружественным местным миллиардерам, треклятый тупоголовый идиот.