Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За такими размышлениями прошло немало времени и, наконец, услышали мы новые звуки кроме завывания ветра и шелеста снега. Звуки шагов. Я вздрогнул, осознавая, что едва не задремал стоя, и подобрался. Предчувствие схватки прогнало онемение из членов моих, и сонная одурь бежала от меня. Скорее почувствовал, чем услышал я, как с другой стороны двери изготовился к удару Вигхард.
Шаги близились и уже слышали мы глухие голоса, отрывисто лающие что-то друг другу. Вот зазвучали шаги и на лестнице, и пропал свет в дверном проеме, и скользнула во тьму первая тень, а за ней вторая.
И тогда мы начали.
Много сказок ходит про дамасские клинки, слышал я и разговоры о том, что кольчуги и латы они рубят словно пергамент, но только усмехался. Однако же, сталь дамасская и в самом деле отменного качества и рубит славно, что и сейчас доказала в который раз — одним взмахом срубил я голову первому. Вигхард же бил наискось, снизу вверх, как позволял ему длинный меч его, но удар его был страшен и смертоносен, как и всегда, и умер его противник ненамного позже, чем мой. Эхом разнеслись по подвалу всплески, с которыми кровь била в стены и пол.
Ошибся Гельтвиг, и легенды обманывали — смертельной была сталь для тварей, сами звери из плоти и крови были. А значит, не зря мы пришли сюда.
Зарубив первых двух, бросились мы в проем дверной, и там увидели, как вверх по ступеням спешит еще один оборотень, от нас убегая. Перехватив меч за клинок, метнул его Вигхард, словно короткое копье, намереваясь остановить зверя и тем еще несколько мгновений выгадать нам, прежде чем поймут остальные, что угодили в засаду. Но, хоть верен был бросок и пробил меч спину твари, достало в ней жизненной силы, чтоб на подгибающихся ногах пройти последние шаги и выбежать наверх. Не оглядываясь, протянул соратник мой руку мне, и, не колеблясь, вложил я в нее дамасский клинок, сам же, немедля, вынул из ножен меч Гельтвига.
Так, бок о бок, выбежали мы в сумрачный зал и сразу увидели оборотня, пронзенного длинным мечом. Недалеко сумел пройти он, но и того хватило. Опомнились от удивления твари и кинулись на нас, и дальше смешалось все в круговерти схватки.
Хоть было тварей не менее полудюжины, быстро понял я, почему не решились они напасть на нас ночью на поляне, ибо неловкими были их движения, и биться лицом к лицу страшились они.
— Руби! — рявкнул я в морду ближайшему, от чего тот отпрянул, и это стоило ему жизни.
Вигхард же, верно меня поняв, так же прыгнул вперед и рассек грудь еще одной твари. И уже видел я, что вот-вот дрогнут они и побегут, и уже выискивал глазами оборотня с седой полосой на морде, чтобы хоть вожака зарубить, но тут услышал звук, коего не ждал услышать здесь, в логове зверином.
Хлесткий щелчок и короткий свистящий шелест.
Не раздумывая, нырнул я вниз, пригибаясь под взмах чудовища, и метнул из-за голенища нож почти вслепую, на звук, в неясную тень подле входа, что скорчилась сейчас, силясь вновь взвести тетиву арбалета. И не отвратил лица своего Господь в тот миг, направил верно руку мою и даровал удачу, подобная которой только один раз на дюжину бывает в бою — нашел нож свою цель. Вздрогнула тень и завалилась навзничь, стукнул о камни арбалет, из мерзких лап выпавший.
Я обернулся в страхе, ожидая видеть, как падает мой соратник, но увидел вместо того, как клинок дамасский, почти неразличимый в сумеречном зале, в стремительном взмахе разрубает ногу рослого оборотня, отделяя ее чуть выше колена.
А больше увидеть не успел, завидев краем глаза удар и едва успев руку вскинуть, иначе и мою голову смял бы зверь, как накануне Вернеру. Боль ошеломила, но и обострила чувства и бросила меня вперед. Рухнули мы с тварью в едином объятии сплетенные, и стал мир вокруг меня лишь болью, и яростью, и шерстью волчьей, и сталью, и рычанием, и хрипом предсмертным, и вкусом крови на губах, своей и чужой. И встал из нас двоих лишь я один, хоть и тянула меня земля к себе, как никогда прежде.
Я осмотрелся, пошатываясь, и понял, что во всем зале теперь лишь двое стоят на ногах: я и Вигхард. И успел я встретиться с ним взглядом, и кивнуть ободряюще, и увидеть ответную злую улыбку на его лице. А после упал он навзничь, все с той же улыбкой на губах, и клинок дамасский зазвенел на камне торжественно и печально, словно в последний раз ударил колокол на древней разрушенной колокольне.
Не чувствуя ног, подошел я к нему и пал на колени рядом в надежде, что если не жизнь в его теле смогу удержать, так хоть слова последние его услышу и передам людям. Но уже не было жизни в нем, и мертво смотрели глаза, и в груди его, пробив кольчугу, глубоко сидел арбалетный болт, тварью выпущенный. Все слова свои последние сказал он мечом, и Бог и я тому свидетели, что слова эти последними не для него лишь одного стали.
Так умер Вигхард, рыцарь Империи и воин Господа, пал в бою с честью истинно рыцарской и превеликой доблестью. Был ли погребен он, как должно, мне не ведомо, ибо сил сделать это в тот день у меня не было, а после вела меня судьба кружными путями, и не было у меня случая вызнать о том.
Но кажется мне, что подвал древнего монастыря, оружием его очищенный от скверны и зла, достойное место для упокоения рыцаря. И может статься, что и по сей день несет он стражу подле тел тех тварей, длинный клинок свой на груди сжимая.
Я выпрямился и осмотрел поле боя. Неподалеку скулил зверь и все пытался выпавшие внутренности в живот распоротый собрать. Не колеблясь, поднял я свой меч и разрубил мерзкое рыло надвое, сталь о камень клацнула. Потом, вспомнив
