сельдерея. Ну вот что тебе там делать? У нас интересней! А какие у нас конкурсы для душнил вроде тебя — закачаешься, парниша!..

Тут в их диалог ворвался невесть откуда донесшийся пронзительный вопль:

— Я протестую! Про-те-сту-ю!!! Этого не может быть, потому что быть не может!..

Я завращал головой, пытаясь найти источник этого протеста, в то время как девицы пастафарианства многозначительно переглянулись с чертями.

— Опять атеист, что ли? — спросил краснорылый.

— Да точняк, — отозвалась одна из девиц и кокетливо почесала красным наманикюренным ногтем сифилитический провал на лице в том месте, где природой планировался нос. — Кто еще так визжать может?..

— Пойдемте-ка отсюда, — пробормотал я друзьям и поспешил вниз.

— Получается, Тартар — это точка пересечения всех религий? — проговорила Ника, широко распахнутыми глазами разглядывая все вокруг. — И каждая лестница… Это спуск в ад?

— Не похоже на точку пересечения, скорее на место запараллеливания, — хмыкнул я. — Любопытно, а визу тоже все поделено на сегменты?..

— А мне интересней, кто атеиста вниз сопроводит, — признался Эрик. — Надрывается ведь, бедняга…

— По-моему, в отличие для остальных, которым еще спуститься надо, он уже вполне себе в аду, — хмыкнул я. — Такая ломка сознания… Интересно, а все атеисты сюда попадают?

— Только те, кого в другие места не берут, — подал голос Оракул. — Обычно они со всем своим неверием вполне укладываются в ту или иную систему морально-нравственных норм и правил.

— И как? Там они не протестуют? — поинтересовался я.

— Некоторые — еще как, — вздохнул наш всезнайка. — Но недолго. Белые одежды и слова «ты избранный» действуют безотказно и на живых, и на мертвых во все века…

Так, беседуя о всевозможных адах и раях, мы спускались все ниже и ниже. Лестницы изгибались, как хотели, вопреки логике и здравому смыслу, то удаляясь друг от друга, то снова сближаясь. Из-за всех этих загибов и ощущения безграничности пространства начинала кружиться голова. Я впервые осознал, как, должно быть, сходит с ума вестибулярный аппарат и человеческое сознание где-нибудь в космосе, впервые очутившись в состоянии невесомости, когда понятия «верх» и «низ» теряют значение. Вот и здесь иногда проклятые белые лестницы начинали раскачиваться у меня перед глазами, и я присаживался на ступеньку, придерживаясь рукой незыблемой тверди у себя под задницей и убеждая голову, что, если эта лестница куда-то спускается, значит, где-то там все-таки есть какая-то твердь.

Другие тоже время от времени присаживались, вытягивали ноги вперед и просто отдыхали, прикрыв глаза.

А я вот глаза закрывать опасался.

— Жуткое место, — шепотом проговорила Ника, остановившись рядом в момент моего очередного отдыха.

— Если я все правильно понимаю, это только преддверие. Самую веселуху мы еще даже в профиль не видели.

— У меня уже колени болят, — буркнул сверху Рыжий, медленно ступая по ступеням. — И ведь хоть бы перила были, а! Издевательство какое-то…

— В самом деле, и как только они в Тартаре не подумали об удобстве посетителей? — усмехнулся Эрик.

Я рассмеялся.

— А знаешь, что самое смешное? Что сказал об этом ты, наш Графыч с неизменной дюжиной белоснежных кружевных платочков в походном мешке! До сих пор помню, как нам велели собрать все самое необходимое, и ты в первую очередь на рынке искал носовые платки!..

— И что? А еще я путешествую с бритвой, сменой белья, мылом и душистой водой для умывания, — с тонкой улыбкой ответил он. — Это элементарная чистоплотность, привитая хорошим воспитанием. А вот ожидать комфорта в Тартаре, как минимум, странно. В конце концов, мы идем туда, откуда вообще-то не возвращаются. Ни люди, ни боги.

— Тебе повезло, что ты не пастафарианец, — фыркнул Рыжий. — А то у них душнил, говорят, в ад отправляют.

Эрик покосился на него смеющимся глазом.

— Для начала неплохо бы определить, кто такой этот самый «душнила». Тот, кто душится душистой водой? Или человек, от амбре которого всем хочется удушиться?..

— Это человек, задающий такие вопросы!

Рыжий выдвинулся в авангард всей нашей группы — и исчез!

Разом умолкнув, мы все вытаращились на пустое место, где только что был Рыжий.

— За ним, быстрей! — скомандовал я, и мы бросились по лестнице вниз, обгоняя друг друга.

Шаг, еще, и еще один — и вдруг картинка вокруг изменилась.

Мы оказались в маленькой комнате с облезлыми зелеными стенами, крашеной дверью и письменным столом в середине.

За столом сидела женщина в красной косынке и строгом черном костюме с длинной юбкой.

Перед столом, переминаясь с ноги на ногу, стоял наш Рыжий, живой и здоровый.

Сурово взглянув на нас поверх больших круглых очков, женщина заявила:

— В очередь! Подходим по одному! Отвечаем коротко и по существу, не толпимся и не мешаем работать!..

Демка фыркнула.

— Что? Да ты знаешь вообще, с кем разговариваешь⁈ Перед тобой богиня Деметра!

Тетка, уставившись на Деметру, спустила очки еще ниже на нос.

— Милочка, вы в Тартаре. А здесь без разницы, богиня, рабыня или графиня. У нас тут, знаете ли, социальное равенство. И ответственность перед законом в меру совершенных преступлений. Так что стойте себе спокойно и ждите своей очереди! — она вернула очки на место и добавила: — Вот тогда и скажете, кем вы там, наверху, были.

Демка от возмущения аж задохнулась.

— Ничего себе Аид тут себе сотрудников набрал!

Женщина в косынке раздраженно вздохнула.

— Тартар, милочка, вообще-то является независимой республикой. И никакой Аид, Иегова или кто-нибудь там еще меня сюда не назначал! В отличие от вас, я всего добилась сама. Без богов и королей! Своей революционной жизнью и блестящей репутацией, и вот уже двести тридцать пять лет нахожусь на этом посту! И прошу относиться ко мне со всем уважением!

И на этих словах она так хлопнула ладонью по столу, что мы все невольно вздрогнули, прифигев.

— А какая у нас революция была двести лет назад? — шепотом спросил Рыжий.

— У вас — никакой, — ответил я. — А вот у нас была Великая Французская. И не удивлюсь, если эта прекрасная дама собственными руками Робеспьера обезглавила, за что и попала сюда.

— Но разве тогда она попала бы не в ад христиан? — с сомнением в голосе спросила Ника.

— Нет, если вдруг она была поклонницей Вальтера и не верила в