со всем хозяйством не управиться. Основой повседневной жизни был труд. Но теперь уже Карл не мог удовлетвориться только учебой и трудом для заработка. Все больше времени отнимало другое.

Школьникам запрещалось участвовать в общественной жизни за пределами школы. Однако уже с 1926 года Карл начал работать в детской секции профсоюза. Среди прочих дел ему поручили оформлять стенгазету клуба – переписывать материалы, поскольку он xopoшо владел грамотой. Простой перепиской Карл не ограничивался: правил заметки, редактировал. Работал и в драматической секции, и в физкультурном кружке. Ему было только пятнадцать, но он уже учился в предпоследнем классе – немногие в рабочем профсоюзе имели такое образование. Те знания, что дала ему школа, и те, что приобрел он сам дома на чердаке, – все это уносило его мысли далеко от обычных для его сверстников мечтаний.

Особенно интересны были клубные дискуссии – на самые разные темы. Горячие споры возникали у Карла с «интеллигентоедами» из рабочей молодежи. Он не повышал голоса: старался убедить, а не перекричать. Оперировал примерами из жизни, известными всем. Социализм опирается на достижения науки – вот был первый его тезис. Конечно, интеллигент, услужающий тупоумному буржую или помещику, погрязший в лени и распущенности, это лишь «удобрение» для частной собственности. Но интеллигент, служащий трудовому народу, – необходимая составная часть революции. Без научного руководства невозможна революция, без освоения всех богатств знания немыслимо построение социализма. Логика рассуждений Карла часто убеждала самых заядлых спорщиков.

Очень интересовала его химия: в ней столько непознанного! В тишине, один, он часто размышлял о тайнах этой науки. Когда делился с ближайшими друзьями мечтами о будущем, признавался: будь хоть малейшая материальная возможность, хоть немного свободы от ежедневной работы и борьбы, он бы изучал химию. Еще любил иностранные языки, историю, углублялся в различные проблемы политэкономии. Очень много интересного было в жизни. И очень мало доступного для рабочего парня.

В 1928 году Карл Розенберг окончил школу. К тому времени ему исполнилось семнадцать.

По существовавшим тогда представлениям, Карл имел солидное образование. Можно было подыскивать должность, соответствующую его знаниям. Но такая должность обычно означала – служить хозяину верой и правдой. Карл Розенберг остался рабочим.

Двадцать восьмой – недоброй памяти год для латышских рабочих. Год разгона левых профсоюзов и массовых репрессий против активистов рабочего движения. В августе Карл уже был одним из организаторов генеральной забастовки и демонстраций протеста. В эти же дни охранка начала следствие по обвинению брата Карла, Эрнеста Розенберга в революционной деятельности, а с марта двадцать девятого года начинается многолетнее тюремное заключение Эрнеста.

[…]

Рабочие университеты: Эрнест

Человеку несведущему может показаться, что борьба велась только на воле и прекращалась за тюремным порогом. Революционеры, побывавшие за тюремным порогом знали иное: здесь борьба становилась ежедневной, ежеминутной. […]

Обычно все это не отражалось в тюремных тетрадях – их дозволялось использовать для учебных записей, для выписок из газет и журналов. Но Эрнест Розенберг, человек горячий и смелый, по крайней мере дважды нарушил в этой тетради тюремную инструкцию. Он оставил записи, которые, скорее всего, и послужили причиной ее конфискации. […]

«В настоящей общей тетради заключенного Розенберга, Эрнеста Эдуарда с(ына) находится нумерованных и прошнурованных листов сто сорок четыре (144) листа.

Рижская центральная тюрьма. 24 апреля 1930 г.»

«Стены моей камеры

Камеры централа. Что только здесь не происходило, начиная с царизма и до самых нынешних времен «демократического» правительства! Не знаю, могло ли быть иначе, но все же видны следы того, что здесь пережито, следы тех, кого окружали эти стены.

Вон сквозь все слои краски видно «1905—6 г.» и дальше лозунг, который уже нельзя разобрать. Но и он подтверждает, что запертые здесь бойцы первой битвы против власти не были сломлены кровавой реакцией, остались верны начатой борьбе. Подобно тому, как те борцы и их завоевания сохранились в памяти революционных рабочих, так и здесь, в тюремных стенах, никакие краски не помогли скрыть мужество борцов.

Дальше! Время властвования белой Латвии. Можно прочесть и о кровавых деяниях этой контрреволюции.

«Работяга (имя, фамилия стерты) сидел здесь по статьям 102, 111, 142, 148 и т. д.» Недалеко от этого: «Здесь сидел и провел свои последние дни политический А.Пуриньш (Чомс), смертный приговор исполнен 7/VIII – 1922 г.» Там же:

С призывом к бою на устах

С горящим сердцем вы погибли!

Вам, павшим, вечной будет слава,

А мы, живые, мстить идем.2

Яркий пример несокрушимой веры в победу, которая жила и живет в сердцах революционных пролетариев. И пример того, что дала буржуазия пролетариату за время своего правления.

Еще из двадцатых годов: «Политический! Не забывай тюремные даты: 1 мая, 9 июня (убийство Шилфа и Берце в 1922 году)3, 7 ноября (праздник Октябрьской революции). Старайся установить связи с другими и сговориться о совместном выступлении». Многие сидевшие в последнее время тоже оставили здесь и свои имена и лозунги. Особенно ясно видно: «Да здравствует КПЛ и КСМЛ!».

Я кончил свой обзор. Могу сказать, что эти стены ничуть не немые и очень ясно показывают лицо своей эпохи. Менялись формы правления, опрокидывались и перекрашивались вывески с названиями государств, но революционный пролетариат продолжал и продолжает свою борьбу, потому что эти государства не давали ему ничего, кроме цепей, тюрем, виселиц и других орудий пыток и истязаний. Мне остается вслед за товарищами написать лозунг: Да здравствует революционная борьба пролетариата за…

Р.Ц.Т. 21.V. 1930 года».

Последнее слово призыва в тетради густо зачеркнуто и затем еще стерто.

Имена троих убитых прочитал Эрнест Розенберг на стенах. Один из них сидел в этой же камере перед смертью М.Чуче (А.Пуриньш-Упмалис) был членом ЦК КПЛ, работал в армейских организациях коммунистов. Смертный приговор ему долго не приводили в исполнение: ждали, что он подаст прошение о помиловании. Не дождались. М.Чуче был повешен 7 августа 1922 года. Ему было 26 лет.

Два других имени относятся к числу самых видных в истории борьбы латышского рабочего класса против буржуазии. Шилф, Берце и большая группа их товарищей были арестованы в мае 1921 года. Шилф назвался Я.Сеглинем. Охранка поначалу не знала, кто попал ей в руки, но в ее распоряжении были «эксперты»: один из виднейших лидеров социал-демократии в буржуазной Латвии, Бруно Калнынь4, и Ф.Шаберт, оба из меньшевиков. Бывшие «революционеры» охотно взялись служить охранке. Они сообщили, что Сеглинь – это старый большевик, секретарь правительства Советской Латвии в 1919 году, ныне секретарь ЦК КПЛ и редактор подпольной коммунистической газеты «Циня» Янис