Главной надеждой матери стал второй брат, Жан. В 25-м году, отбыв обязательную службу в армии, он вернулся домой – и сразу с головой ушел в дела коммунистического подполья. Братья Розенберг недаром слыли в городе красными, а сам город именовался в буржуазной Латвии «красным» Вентспилсом.

И было за что. В 20-м году, когда на выборах в Учредительное собрание большинство голосов получили буржуазные партии, в Вентспилсе больше половины избирателей голосовали за социал-демократов – все-таки рабочая партия, и единственная, за какую можно открыто отдать свой голос, потому что коммунисты в глубоком подполье. В 28-м, хотя компартия оставалась запрещенной, коммунистически настроенные избиратели смогли выступить со своим списком: было допущено выдвижение кандидатов рабоче-крестьянской фракции, которые проводили политику компартии. И тогда в Вентспилсе список рабоче-крестьянской фракции собрал больше голосов, чем список социал-демократов.

Чтобы вполне оценить значение этих успехов, надо учесть, что судьба западной части Латвии, где находится Вентспилс, в годы мировой войны и революции была иной, нежели восточных ее районов. Еще в 15-м году Латвию рассекла линия фронта, прошедшая чуть западнее Риги. Летом 17-го Корнилов сдал немцам Ригу, где влияние большевиков стало к тому времени неодолимым для российской контрреволюции. Он намеревался открыть немцам путь на революционный Питер, но латышские и сибирские полки удержали фронт восточнее Риги. Латвия осталась разделенной надвое. На востоке и северо-востоке, в Латгалии и Видземе, глубоко охваченных революционным брожением, формировались полки латышских стрелков. На выборах во всероссийское Учредительное собрание большинство здесь получили большевики. Всего через несколько дней после победы Октября в Петрограде в этих районах была провозглашена Советская власть. В декабре 18-го, после изгнания войск рухнувшей кайзеровской империи, на этой территории была создана первая Латвийская Советская Республика, сдерживавшая новое наступление иноземных оккупантов вплоть до января 20-го.

Все это время Курземе (Курляндия), лежащая на западе, у моря, оставалась в оккупации. Лишь в самом начале девятнадцатого Курземе была свободна, да и то не вся.

Мой родной Салдус, как и Вентспилс, расположен в Курземе. Здесь тоже власть первой Советской республики в Латвии держалась совсем недолго – интервенты шли с Запада, Курземе они захватили прежде всего.

Ясно помню первый день власти «независимой» Латвии в нашем городе. Мне было тогда чуть меньше шестнадцати лет. 10 марта 19-го года красные стрелки оставили Салдус, не в силах сдержать вооруженную англичанами немецкую армию фон дер Гольца. Утром были слышны редкие выстрелы, короткая пулеметная очередь, потом все стихло. На следующее утро, когда я шел к центру города, улицы были словно вымершие. Дойдя до рыночной площади, увидел несколько человек близ церковной паперти, у самых ступеней. Они стояли тесно сгрудившись и что-то внимательно разглядывали. Подошел и я. На земле, залитой кровью, лежали несколько убитых. Воители «независимой» Латвии поспешили рассчитаться с теми советскими активистами, которые не успели уйти.

Это было только начало. Потом в доме на Мельничной обосновалась комендатура. Людей хватали ночью и вели за город, в Кривой бор, на расстрел.

Со временем убивать без суда перестали. В Салдус стали наезжать из Риги агитаторы от разных партий, уговаривали голосовать за их кандидатов в Учредительное собрание, потом в сейм. Только одна партия была запрещена: та, которая на выборах 1917 года в российское Учредительное собрание получила на территории Латвии почти три четверти голосов избирателей, – партия коммунистов. Все пятнадцать лет «демократической» буржуазной республики, не говоря уж о шести годах фашистской диктатуры, наша партия оставалась в подполье.

Поколение революционной молодежи, вступавшее в самостоятельную жизнь в начале двадцатых, взрослело быстро. Старшие, опытные товарищи, прошедшие дорогами революции и гражданской войны, ушли с Красной Армией на восток. Оставшиеся активисты были убиты или оказались в тюрьме. Первое время из коммунистов в городе оставались на воле главным образом те, кто не успел активно проявить себя при Советской власти, по большей части – совсем неопытная молодежь.

Из молодых создавались новые, подпольные партийные ячейки. Они устанавливали связь с Лиепаей и Ригой, налаживали доставку нелегальной литературы. Особенно сложно было работать в небольших городках, вроде Салдуса или Вентспилса, где местный полицейский помнит в лицо чуть не всех жителей, всякий новый человек сразу заметен, и жить на нелегальном положении практически невозможно. Но самым главным и самым трудным было – найти дорогу к беспартийным. Партия большинства времен революции должна была сохранить свое влияние на массы в условиях подполья. Как сделать это, когда за коммунистическую пропаганду грозит тюрьма? Оставался один путь: идти в легальные общественные организации, создавать новые – работать всюду, где есть люди труда. В Вентспилсе это были профсоюзы, больничная касса, рабочий клуб, рабочий кооператив. У нас в Салдусе очень популярно было товарищество квартиросъемщиков, защищающие их интересы перед домовладельцами, поэтому коммунисты вступили в товарищество в полном составе. Действовали наши и в добровольном пожарном обществе, и в рабочем спортивном союзе.

Работа в спортивном союзе досталась мне, это была ирония судьбы, потому что в те молодые годы я был принципиальным противником спорта. Когда партийная организация посылала меня в спортивный союз, я сказал, что нам, рабочим парням, нечего делать среди сынков лавочников, которые занимаются спортом от безделья.

Кому не хватило «тренировки» за целый день, на работе, пусть дома поможет родителям дров наколоть или грядку вскопает в огороде. Так я рассуждал тогда – и легко ли было рассуждать иначе, если война заставила бросить школу после двух лет учебы и пойти в батраки. Вернуться в школу я смог, лишь когда мне минуло девятнадцать, и я обязан был сам зарабатывать на хлеб: учился днем и работал вечерами. Мне было не до спорта, я изголодался по книгам и считал, что главное для рабочего парня – тренировать мозги. Однако в партийной организации мне сказали:

– Кто тебе мешает в рабочем спортивном союзе пропагандировать свой «духовный» спорт? Мы же не для того тебя посылаем, чтобы ты занял первые места в прыжках и беге.

Возразить было нечего. В правлении Рабочего спортивного союза я стал отвечать за культурную работу, организовал читальню. В 25-м году на выборах в городскую думу я стал одним из трех кандидатов от нашего союза. В предвыборном воззвании союза к избирателям я записал, что Рабочий спортивный союз одной из своих задач считает организацию в Салдусе бесплатной библиотеки-читальни. Судьбе угодно было пошутить еще раз: из трех кандидатов от спортивного союза в думу прошел один я – противник спорта. Я выполнил обещание перед избирателями: первая бесплатная библиотека в Салдусе была