По счастью, руки мои были заняты сыном, и я не смогла бы, даже если захотела, осуществить свой порыв на практике. Я была рада, что между нами есть хоть какая-то преграда…

Атайрон-Чернокнижник, привыкший внушать ужас своим врагам одним только взглядом и меня заставить трепетать. Только не от ужаса. От смущения и желания… нет, ничего особенно страстного. Мне бы просто прикоснуться, понять, что то, что я виду, действительно во плоти.

Хотя… кого я обманываю? А главное – зачем лгу самой себе? Я отчаянно хочу оказаться в его объятиях, ощутить прикосновение его губ к своим; ощутить себя живой, способной не только дышать, но и чувствовать страсть. А не только страх или ненависть.

– Анжелика, – с улыбкой, смягчающей, меняющей его жёсткое лицо почти до неузнаваемости, произнёс он моё имя.

Атайрон был много выше меня, я едва доставала ему до плеч. Мне приходилось смотреть на него снизу-вверх, и не то, чтобы я была против.

Обычно тёмный, сейчас его взгляд словно светился внутренним светом.

– Анжелика, – повторил он.

Я почувствовала прикосновение его горячих пальцев в моей руке, а потом он, сжав мою ладонь в своей, поднял её к своему лицу и прижался к моим пальцам губами.

Его губы оказались сухими, чуть шершавыми.

Казалось, что мир замкнулся между нашими взглядами, моими руками, его губами. Я не знала, что говорить и не двигалась, как кролик не в силах пошевелиться и убежать, беспомощный перед взглядом змеи. Кролик понимает, что нужно бежать и сопротивляться, но не находит в себе сил сделать это, а змея пользуется этим.

В следующее мгновение его рука легла мне на талию и Атайрон, игнорируя тот момент, что на руках у меня спит мой сын, наклонился вниз и поцеловал меня в губы.

Прикосновение это было недлительным, кратким, как судорожный глоток. Будто жаждущего тут же оторвали от источника, не дав ему утолить жажду. Сорванный вскользь, словно украденный, но обжигающий скрытым жаром, поцелуй. Атайрон не был уверен в том, что я благосклонно приму, пойму или разделю его сжатую, как пружина, страсть. Этот поцелуй был как горячая струя, плеснувшая их кипящего котла, не удержавшаяся под высоким давлением. В ней не было расчётливой манипуляции соблазнителя, прощупывающегося почву для дальнейших шагов – это был порыв, всплеск, вспышка.

Куда дольше губы Атайрона задержались, прижавшись к моему лбу. Правда, в этот момент наши тела прижались друг к другу так тесно, как это возможно в нашем положении.

Жар, исходящий от Атайрона был не лишён страсти, но в нём были и нежность, и бережность, которую не встретишь у просто вожделеющего мужчины – только у любящего. Словно ты – хрустальная чаша, которую легко разбить неосторожным движением. Или предмет, который не следует загрязнять неосторожным касанием – напротив, его нужно беречь, чтобы не очернить.

– Анжелика, – с нежностью повторил он в третий раз, нехотя выпуская меня из рук. – Ну, вот, наконец-то ты вернулась. Я уже был готов забирать тебя и племянника с боем.

– Хорошо, что ты этого не сделал, послушавшись меня. Ни к чему лишние жертвы.

От его взгляда у меня загорелись щёки. Не каждый мужчина умеет так смотреть. Словно жар солнце заключён в его зрачках и всё в тебе начинает таять и томиться.

– Я считался с вашей волей, хотя, признаюсь, искушение взять своё быстро было велико и временами почти непреодолимо.

Атайрон опустил ресницы, переводя взгляд на Ангэя:

– Разреши? – протянул он к племяннику руки и, не дожидаясь ответа, принял у меня мою драгоценную ношу.

Несколько мгновений он с любопытством вглядывался в лицо моего сына, а потом, так же внезапно и резко склонившись, поцеловал его в лоб и его:

– Наш будущий царь и повелитель, – проговорил он. – Сегодня мне впервые доведётся сказать то, что в будущем, возможно, придётся говорить уже не раз – мой господин.

Отчего-то мне стало не по себе от его слов и от интонации, с которой он произнёс это. Нет, в ней не было угрозы – ничего такого. Но я впервые ощутила, что мой сын – это отдельный человек. И что наступит время, не он будет жить моей волей, а мне придётся зависеть от его. Странное чувство. Нереальное.

То, что было частью тебя, произошло от тебя, берёт начало в тебе не может стоять над тобой. Или – может?..

– Как ты нашёл нас? – чтобы сменить тему и избавиться от неприятного чувства, охватившего меня в этот момент, проговорила я.

– Это было несложно. Драконы чувствуют друг друга. Да и мы, Хасиптэ, чувствуем наших драконов. Мы одной с ними крови.

Драконы...

Они окружали нас. Мы стояли в центре, со всех сторон на нас глядели алые или цвета расплавленного янтаря, глаза. И шуршали перепончатые крылья.

Атайрон, скинув в себя плащ, завернул в него Ангэя и положил на землю.

– Что ты делаешь? – возмутилась я.

– Хочу побыть с тобой наедине, – с широкой улыбкой, похожей на ухмылку, ответил он. – А мальчик пока прекрасно выспится. Пойдём, посмотрим, что есть на это острове? – протянул он ко мне ладонь.

Я с возмущением уставилась на него:

– Ты хочешь сказать, что мы оставим его тут одного?!

– Одного? – засмеялся Атайрон. – Разве? Он останется под присмотром наших драконов. По-твоему, найдётся храбрец, возжелавший сунуться в их узкий круг? Если и так, они обратят его в пар прежде, чем бедняга поймёт в какую авантюру ввязался. К тому же здесь, кроме тебя, меня, камня, волн и драконов нет никого.

– Нет, ты не понимаешь! Малыш проснётся, поймёт, что один, испугается…Да я ни за что его не оставлю. Никогда!

Атайрон шагнул ко мне, протягивая руку, беря меня за голову так, что пальцы зарылись в мои волосы вроде бы с лаской, но, пожелай я двинуться или освободиться, у меня бы ничего не вышло.

Молния с беспокойством покосилась на своего старого приятеля, но, не чувствуя серьёзной опасности, не стала вызывать недовольства своего огромного соседа.

– Анжелика! Твой сын не проснётся, – сказал Атайрон, вновь проникновенно заглядывая мне в глаза, – я навёл на него лёгкий, безопасный морок. Ну, а если бы и проснулся, поверь, он не испугался бы. Он одной со мной крови. Он от крови моего брата и моей матери. Для него нет нужды в том, чтобы цепляться за юбку матери.

– Что ты в этом понимаешь?

Его слова я восприняла, как посягательство на мои чувства к сыну. Или на его чувства ко мне. Ну, в общем, как нечто, что заставляет нервничать.

– Ему всего пять!

– И всё же ему были бы интересны драконы, камни, небо и море. Он бы нашёл, чем развлечься.

Прежде, чем я успела возразить, Атайрон схватил меня в охапку, развернул спиной к себе и крепко прижав к груди, зашептал в ухо:

– Только взгляни на него. Разве похоже, что ему плохо? Твой малыш в безопасности, под надзором самой сильной стражи на свете. Только одно сейчас может внушить ему страх – твоя тревога и уверенность в том, что ему что-то грозит. Наши драконы здесь. Я – здесь. Ты – здесь.