Ту, где она произносила “Вилли” вместо “Бонни”. Твоя сестра дала мне свой адрес.– Энни протянула мне записку.

Я взял сложенный в несколько раз лист бумаги с адресом, спрятал его в карман брюк и сказал Энни, что свою часть работы она выполнила идеально. Может, и правда, счастливое кольцо ей помогало?

Потом я взял со стола тетрадь отца. Его дневник.

Глава 20

Тетрадь в исцарапанной тёмно-синей картонной обложке с разлохмаченными уголками. Я с трепетом открыл её и первым же словом прочитал имя матушки.

Сара

Я долго подбирал натурщицу для новой картины. Тщетно. Ни одна девушка мне не подходит. Сам того не замечая, я вообразил себе определенный типаж. Длинные пушистые волосы, огромные глаза необычного цвета – зелёные в тени и ярко-жёлтые на солнце. Сначала я думал, что они зеленые. Так оно и было, но если солнце освещало ее лицо, глаза тут же казались желтыми. Узкая талия, длинная шея, изящные руки. Удивительно длинные пальцы. Я представлял, как она держит чашку чая или ставит цветы в вазу. Сидит у окна и вышивает. Или читает комедию Шекспира. Я воображал, что она улыбается. Мечтал увидеть её.

Время от времени мне попадались похожие девушки. Но всякий раз я быстро разочаровывался. В конце концов, перестал нанимать натурщиц и рисовал только девушку из моих фантазий. Я делал наброски, писал этюды. Мне не хватало смелости взяться за большой портрет на холсте. Я не верил, что получится без натурщицы. И больше всего я боялся разочарования.

Но одержимость победила. Я нарисовал девушку, о которой мечтал. В тот день шел дождь. Лил с самого утра и ужасно мне надоел. Внезапно мне захотелось пойти в мастерскую. Со временем я планировал снять комнату в том же доме, где жил с семьей, но пока арендовал мастерскую подешевле – на соседней улице, в пяти минутах ходьбы. Когда начал писать ту самую идеальную девушку, получалось совсем не то, что мне хотелось. Портрет давался мне с трудом. Минувшей ночью я долго не мог заснуть и решил, что надо немного изменить цвет лица. Скорее, тон. Сделать лицо светлее. Мне хотелось заставить его сиять. Технически я мог это сделать. Я помчался в мастерскую.

Дождь усиливался. Людей на улице становилось все меньше и меньше. Ноги сразу промокли. Около мастерской росло большое дерево. Старый вяз. Я часто пытался угадать, сколько же ему лет. Тридцать? Пятьдесят? Наверняка больше. Я несколько раз рисовал его. Благодарил Бога за такой чудесный вид из окна. Мне даже не нужно было выходить на пленэр. Устанавливай мольберт у окна и рисуй сколько пожелаешь.

И вот, стоило мне открыть дверь, как ударил гром, сверкнула молния, и мое любимое дерево запылало. Зрелище страшное и прекрасное одновременно. Я не мог оторвать взгляда от пламени. Я не жалел дерево. Меня заворожила дьявольская красота пламени. Дождь припустил с новой силой, словно оплакивая вяз. Я подумал, что мне повезло – молния могла ударить меня. Но иногда думаю, что и мне досталось. И меня что-то ударило. Так впечатлило меня пылающее дерево.

Я вымок до нитки. Нужно было немедленно переодеться и выпить горячего чаю. Но мозг отказывался соображать. Перед глазами все еще стояла картина с горящим деревом. Вода стекала с меня, и я уже стоял в луже. В сухой одежде, выпив чашку чая, я немного согрелся, но меня по-прежнему трясло, и донимала ломота в суставах. Я откупорил бутылку рома и выпил её из горлышка залпом.

Утром я проснулся на полу. Голова не соображала, всё вокруг плыло. Я долго не мог напиться. Потом вдруг понял, что больше, чем пить, хочу рисовать. Я взял графин с водой и подошел к мольберту. Закрепил чистый холст и нежно провел ладонью по его шероховатой льняной поверхности. Что было дальше, я не помню. Помню только, как стучала кровь в висках, и словно кто-то меня подбадривал: “Продолжай! Всё именно так”.

Я писал не менее пяти часов. Устал и упал без сил. Когда проснулся, не мог вспомнить, что или кого я рисовал. Подошел к холсту и вскрикнул – на нем была та самая девушка, черты которой я так настойчиво искал у натурщиц. Словно живая, она смотрела на меня полными любви глазами.

Целый день я не отходил от неё. Не мог ни есть, ни пить, только прописывал детали, делая портрет все лучше и лучше.

И тут в дверь постучали. Я открыл и остолбенел.

– Здравствуйте, меня зовут Сара, я ищу работу. Вам нужна натурщица? – застенчиво спросила красавица с моего полотна.

Сейчас пишу это и понимаю, что мне никто и никогда не поверит. Пусть. Но всё было именно так.

– Здравствуйте! – Я растерялся. – Проходите. Мне, и правда, нужна натурщица. Проходите к окну. Там диван.

Сара прошла в комнату, а я шел за ней, моля Бога: “Если это сон, не дай мне проснуться!” Она села на диван, изящно расправив платье. Я подошел к мольберту. Не было сомнений – это она. Даже одежда совпадала. Я сходил с ума и молился, чтобы безумие продлилось всю мою жизнь.

Сара сидела напротив, нежно улыбаясь. Свет из окна освещал её удивительные глаза, превращая их из зеленых в желтые. Я спросил, замужем ли она. Оказалось, что нет. Я был счастлив, но не забыл про свою семью, сразу рассказал Саре, что женат и обожаю свою дочь Виолу. Моя богиня сказала, что очень любит детей.

Она стала и натурщицей, и кухаркой, и помощницей по мастерской. Прошел месяц, и между нами произошло неизбежное. Я был впервые влюблен с первого взгляда. Точнее, полюбил ещё до того, как мы встретились Я не писатель и не могу описать свои чувства. Больше я не рисовал Сару – идеал можно только испортить. Вспомнилось -

“В том внешнем, что в тебе находит взор,

Нет ничего, что хочется исправить”.10

Когда я узнал о беременности Сары, счастью моему не было предела. Но радость омрачалась отсутствием у любимой собственного жилья. Я пообещал решить эту проблему, но сам не представлял как. Увы, не мог купить ни дом, ни даже полдома, хотя в то время у меня появились богатые заказчики.

Дом

Я подумывал взять денег у Эммы, моей жены. Но при всём своём богатстве, она непременно заметила бы исчезновение такой суммы. Жена знала, что я держу в мастерской прислугу и выплачиваю ей жалование, но