делает всю работу по дому. Мы подолгу говорим с ним. Отец принял бы меня любого, как бы я не изменился. Кровные узы не дают глазам обмануть сердце. Но Энни всё ещё не может привыкнуть ко мне новому, и наша любовь под угрозой. Я сказал, что буду ждать. На днях я пригласил её прогуляться по городу. Целый час прождал на площади Пикадилли, но Энни так и не пришла.

Зато на углу Риджент-стрит меня чуть не сбил с ног хромой пьяница, перепачканный грязью вперемешку с кровью. Видно, избивали его страшно. Рваная рана на правой кисти кровоточила. Я его поддержал и чуть не закричал – Такер! Лица не узнать, одни серые глаза горят, как и прежде И по голосу:

– Что выпучил глаза? Ну, споткнулся и что? – мой похититель еле ворочал языком.

Я сначала запаниковал, но через пару секунд успокоился – Такер не мог меня узнать. Внезапно вытащил пять фунтов и сунул ему в руку: "Сэр, это всё, чем я могу вам помочь. Купите лекарства, обработайте рану." Такер взял деньги, буркнул слова благодарности и побрел дальше. Через пару секунд он обернулся. Я все еще смотрел на него. Он махнул мне рукой и сказал что-то, но было не понять. Такер уходил, и с ним уходили мои страдания. Как будто были на мне невидимые оковы. Наконец, я избавился и от них.

Пикадилли – удивительное место. По лондонской легенде, если долго стоять там, то обязательно встретишь знакомого. Вот я и встретил…

Недавно я переехал к другу Виолы. Его зовут Сэм. Он студент-медик и совсем не похож на моих собратьев по кисточке. Цитирует Шекспира страницами. Значит, не один я такой на свете! Представился ему Оскаром. Теперь у меня новое имя и  новая жизнь. И работу я тоже сменил. Началось всё с того, что я шел по улице и увидел в витрине магазина пишущие машинки – Ундервуд, Ремингтон, Хаммонд. Особенно мне приглянулся Ундервуд. Я застыл словно увидел не вещь, а родного человека. Захотелось потрогать эту диковинку и просто напечатать какое-нибудь предложение. Но это желание сразу сменилось другим – напечатать повесть о моей жизни, о жизни Вилли и его даре.

Виола помогла мне купить тот самый Ундервуд, много бумаги, и я принялся за работу. Поначалу моя писанина казалась такой неумелой, порой даже глупой. Но отказаться от неё я уже не мог. История рвалась наружу. Сэм прочитал первые страницы и сказал, что я вполне мог бы работать журналистом. Я не поверил сначала – дружеская поддержка, думал, но потом отнёс начало повести в издательство газеты "Новый век", где теперь и работаю. Две недели всего, но у меня, говорят, неплохо получается.

Всё бы ничего, но я скучаю по прошлому. Пробовал снова начать рисовать – не выходит, не могу. Скучаю по Энни. Я готов ждать её сколько угодно, хоть предчувствия у меня самые плохие. Энни жалела Вилли, а Оскар не вызывает никакой жалости. А еще я заходил в свой старый дом, но не нашёл Спайди. Паук, наверное, понял, что я не вернусь и убежал. Мне совсем не хочется рисовать, но постоянно тянет к месту, с которым так много связано. Я долго стоял напротив мастерской мистера Бернадетти, на другой стороне улицы. Смотрел на силуэты учеников в окнах, и как Мэри выплёскивает грязную воду. Вспомнил, как она мне когда-то нравилась. Она и сейчас красивая. Но с Энни никто не сравнится. Из дома вышла миссис Бернадетти. Пышно разодетая и с корзинкой Собралась на рынок или по магазинам. За ней по пятам вышагивал Бруно.

– Домой, Бруно! Иди, дружок! – махнула рукой миссис Бернадетти.

Кот послушался, развернулся и тут он заметил меня.

Хорошо, что миссис Бернадетти была уже далеко и не увидела, как её любимый кот несется через дорогу и прыгает на руки незнакомому парню. Бруно лизал мне лицо, урчал и тёрся о меня головой Он видел за моей новой внешностью прежнего Вилли. Мы с Бруно помнили всё, что нас связывало.

И мою драку с громилами-грузчиками, и мышку, которую вымела Мэри, и мой кекс, отвоёванный Бруно у Сида.

Кот помнил каждое моё прикосновение. Это был наш ритуал – я гладил его, а он давил лбом в мою ногу и пел своё тихое: "Р-р-мяу".

Так Бруно вынудил меня украсть его. Господи, прости мне этот грех. Миссис Бернадетти, наверное, очень расстроилась. Но кот сам решил, с кем ему жить.

Когда я печатаю на машинке, Бруно ложится слева от неё на стол. Я печатаю пока только правой рукой. А левой глажу кота. Его урчание помогает мне писать. По-моему, у Бруно волшебный дар превращать мои рукописи в чудо. Давай, Бруняша, урчи громче!

Иллюстрации Вероники Гусамовой

Примечания

1

У. Шекспир, Сонет №28. Перевод С.Я. Маршака.

2

пурдониум – ящик для угля

3

постановка (тут) – постановочный натюрморт, который рисуют художники. Бывают натюрморты спонтанные, естественные. Тут натюрморт поставили с целью научить юношей рисовать.

4

У. Шекспир, Сонет №5. Перевод С.Я. Маршака.

5

скон – популярная в Англии пшеничная булочка с изюмом.

6

У. Шекспир, Сонет №154. Перевод Н.Самойлова.

7

комедия У.Шекспира

8

старинная шотландская песня – My Bonnie lies over the ocean

9

У.Шекспир. Сонет № 33 Перевод С.Я.Маршака

10

У.Шекспир Сонет № 69 Перевод С.Я.Маршака