Наиболее близким к алкоголю напитком, который мне дозволялось пить, было свекольное пиво в разных вариациях, предмет моей ненависти. Потому я взял из холодильника «Маунтин дью», глотнул ледяного нектара и откинулся на спинку стула, готовясь насладиться байками мужчин.

– Помните Диксонят? – спросил Кентукки. Богом клянусь, его действительно звали Кентукки. Он работал на молочной ферме; длинный как жердь, и с уродливой бородой – я такой в жизни не видел. Очень походила на «испанский мох», вот только что хорошо для растения, не слишком красиво для человеческого лица. – Которые жили в районе Шилох-лейн, возле кирпичной церкви?

Сидевший напротив Алехандро поймал мой взгляд и поднял вверх большие пальцы, изображая тупую радость. Он обожал подобные истории, как и я.

– Еще бы! – отозвался мой отец. – Попробуй забыть этих двух олухов! Чудо, что школа стоит на месте после того, как они в ней отучились.

– Слава богу, их папашу уволили, – продолжил мистер Фуллертон, очень высокий и очень умный адвокат. – Вроде потом они перебрались в Чарльстон, нашли работу в порту. И скатертью дорога! Сыновья – те еще оболтусы. Вот уж действительно, яблоко от яблони недалеко падает!

– Тот сукин сын – подлец каких мало, – вмешался очень пожилой мужчина, которого все называли просто Дед. Видно, он был настолько стар, что никто не помнил его имени.

– Точно, – кивнул адвокат Фуллертон. – Если уж Дед так говорит…

Раздались смешки, в том числе и от самого Деда. Я засмеялся чуть громче, чем мне полагалось. Дед покосился в мою сторону; я вжался в стул и на пару минут замер.

– А к чему ты вспомнил тех двух мальчишек? – спросил мой отец.

– Говорите что угодно об их никчемном папаше, – пробубнил Кентукки в свою неопрятную бороду, – но ребята как-то поведали нам одну историю – я дико ржал, чуть челюсть не вывихнул. Они помогали нам на молочной ферме и в обед дали представление, прямо как заправские комики. Вся столовая лежала от хохота. Ей-богу, в жизни не слышал ничего смешнее.

– Не тяни, рассказывай, – начал торопить его Джимми Один Шар. Я никогда не пытался выяснить, почему его так прозвали, и не уверен, что хотел это знать. Однако он был приятным парнем, моложе остальных мужчин, и работал продавцом в хозяйственном магазине. – А то ночь пройдет.

– А мы никуда не торопимся, – произнес мой отец, вызвав новую волну смешков. Серьезным остался лишь Дед. Он только заерзал на стуле и почесался.

– Ну так вот. – Кентукки выпрямился и потер ладони одна об другую, предвкушая удовольствие. – Не знаю, двойняшки они или нет, но очень уж похожи. Не повезло ребятам, оба пошли в отцовскую породу, а он далеко не красавец. Нос гармошкой, как школьный автобус, а больше и смотреть не на что. Ладно, слушайте дальше. Однажды эти ребята, как они выразились, решили полетать – прыгнуть с пожарной каланчи, с простыней вместо парашюта.

– Чего?.. – одновременно воскликнули несколько человек.

– Дайте дослушать, – проворчал Дед и смачно плюнул себе под ноги. Брызги запачкали рубашку сидящего рядом парня.

Кентукки продолжил, будто его и не прерывали:

– Имена братьев убей не помню – мы всегда называли их Диксонятами, попробуй различи таких похожих. Я окрестил ребят Дурошлеп и Дуролом. Так вот, они вбили в свои тупые головы, что можно связать концы простыни, прыгнуть с ней с каланчи, что возле участка Фуллертона, и приземлиться на кукурузном поле. Как десантники в войну. Но в последнюю секунду, перед тем как забраться на каланчу по гнилой лестнице, Дурошлеп выдвинул идею. Единственный раз в жизни!

– И какую же? – спросил мой отец.

– Генри!

На секунду все затихли. Вопрос подразумевался сам собой.

– Долго же до вас доходит! Генри – это их собака! Братья решили испытать парашют на несчастном щенке!

– Кто, черт возьми, называет пса Генри? – цыкнул Дед. – Назвали бы хоть Хэнком!

– Так вот. – Наигранное замешательство Кентукки никого не ввело в заблуждение; он наслаждался всеобщим вниманием. – Дуролом согласился с Дурошлепом, что идея стоящая; надо все же подстраховаться. Я имею в виду, их шанс был почти равен нулю, а «почти» не считается, но на всякий случай братья решили сперва отправить в полет Генри. И вот Диксонята начали подъем по винтовой лестнице, круг за кругом, а она гремела под ногами… И наконец поднялись. Затем они связали два угла простыни… а может, и все четыре… как-то прикрепили к ней Генри и пустили его по ветру.

– Ну ни хрена себе! – Загипнотизированный рассказом, я не заметил, кто подал реплику.

– Я судить не собираюсь, меня там было, – ответил Кентукки. – Просто заткните рты и дайте закончить. – Он глубоко вдохнул; как пить дать, готовился к эффектному завершению рассказа. Однако, когда снова заговорил, то едва удержался от гогота. – Надо ли доказывать, что из старой простыни парашют хреновый? Диксонята говорили, она выглядела как портянка. – Он сделал паузу, чтобы овладеть собой, потому что тело сотрясалось от смеха. – Как портянка! Песик камнем полетел вниз и встретил смерть посреди стеблей кукурузы. И простыня тянулась за ним, как воздушный змей. Потом мать у Диксонят спрашивает – так Генри умер? А они: а то как же, мама, без вариантов!

Я огляделся. Мужчины смеялись вместе с Кентукки, а на лице большинства мальчишек было написано нечто среднее между смущением и ужасом. Алехандро обожал такие минуты.

– С того дня, – подвел итог Кентукки, – если спрашивали Диксонят о полете, они отвечали всегда одно и то же. «Если бы не Генри, сегодня у нас было бы одним Диксоном меньше!» – Он загоготал и затем повторил сквозь смех: – «Сегодня у нас было бы одним Диксоном меньше!»

Кентукки наконец разразился смехом, и я тоже. Наступила кульминация – наблюдать, насколько забавной он счел свою историю. Думаю, пиво тоже внесло свою лепту, однако он буквально свалился со стула, и некоторые другие последовали его примеру, упали и принялись молотить кулаками о пол в приступе хохота. Я ощутил неописуемую радость, видя, как веселятся мужчины, которых я считал суровыми и сдержанными. Алехандро ржал во весь голос. Суматоха продолжалась еще минут пять как минимум, затем снова вспыхивала, стоило кому-либо повторить пресловутую последнюю фразу или, еще лучше, «а то как же, мама, без вариантов». Даже мой отец не устоял. Снова гогот, снова удары кулаками о землю, и так далее по списку.

Вечер удался на славу.

К несчастью, он оставался удачным всего полчаса. Пока не завели разговор о Коротышке Гаскинсе.

4

Разговор начался довольно странно. Как вы можете себе представить, к тому