Она втолкнула меня в дверь кабинета. Все уже сидели на своих местах, переговаривались, пересмеивались, один из учеников лупил другого учебником по голове, а тот ловко отбивался от нападающего.

– Ребята, поздравляю вас с началом нового учебного года, – прозвенела учительница. – У нас в классе новая девочка. Знакомьтесь, Рада Казанцева.

Все мигом замолчали и с интересом уставились на меня.

– Рада? – фыркнула какая-то девчонка с круглыми румяными щеками. – Что это за имя такое?

– Может, она нам очень рада, – отозвался длинный парень с отросшими вихрами над ушами.

– А мы ей, может, не очень, – выкрикнул кто-то с задней парты, и класс грохнул.

– А правда, что она Славкина сестра? – ехидно спросила девчонка с густо подведёнными синими глазами, и все тут же с любопытством уставились на Славку.

Тот ещё сильнее сгорбился за партой и буркнул:

– Ничё она мне не сестра. Так, родственница. Навязалась мамке на голову.

– Хватит, хватит. – Марина Александровна яростно застучала по столу деревянной указкой, и от этого звука мне захотелось вжать голову в плечи. – Время – деньги, как говорят англичане. Уже десять минут от урока прошло.

– Ну так пусть Рада нам возместит материальный ущерб, – снова ляпнул кто-то.

– Ботаков – двойка в журнал, – рявкнула учительница. – Рада, иди садись на свободное место и не задерживай больше класс.

Я вполуха слушала, как Марина Александровна распиналась про синусы и косинусы, смотрела на склонённые головы моих новых одноклассников, видела, как некоторые переглядываются, перебрасываются записками, хихикают – и чувствовала себя здесь безнадёжно чужой.

На перемене меня окружили. Всем было интересно, что за чудо гороховое появилось рядом с ними.

– А ты откуда приехала? – спросил меня тот самый лохматый парень.

– Из Владивостока, – отозвалась я.

– Врёт она, – тут же вклинился Славка. – Не из Владика, а из поселка поблизости – типа нашего.

– Нет, я правда жила в детстве во Владивостоке, а потом уже в поселке, – возразила я.

Я совершенно не собиралась кичиться тем, что родилась в большом городе, просто хотела внести ясность. Но восприняли это почему-то в штыки.

– Типа такая крутая, да? – поддела меня девчонка с подведёнными глазами. – Тяжело тебе, наверно, тут, в деревне.

– Нормально… – протянула я.

– Да она чокнутая, – заявил Славка. – Ни с кем не разговаривает, всего шугается. Ходит на пустырь и сидит там с собаками, прикиньте?

Понятия не имею, откуда он узнал об этом. То ли проследил за мной, то ли Виталик поделился с ним своими наблюдениями. Так или иначе, моя тайна оказалась раскрытой.

– На пустырь? – скривилась девчонка с голубой подводкой. – С собаками? Они же дикие…

– Да она сама дикая, не видишь, что ли, – хохотнул Славка.

– Точно! Маугли! – подхватил заросший парень.

Все загоготали. Я поняла, что не хочу больше стоять и слушать всё это. Наверное, ещё можно было как-то исправить ситуацию, наладить контакт. К примеру, отшутиться или поставить глупого Славку на место. Но я просто толкнула стоявшего ближе всего ко мне парня ладонями в грудь, буркнула: «Отвали!» – и, пробившись через толпу одноклассников, вышла из класса.

Эта первая школьная перемена стала буквально эпиграфом ко всем моим последующим отношениям с одноклассниками. Если дома, в своей привычной школе, я была человеком, на которого просто не обращали внимания, то здесь вышло так, что я сразу же стала мишенью для насмешек всего класса. Стоило мне войти в кабинет, как кто-нибудь обязательно отвешивал реплику:

– О, вот и наша лесная фея явилась!

Если я становилась с кем-то рядом, этот человек, сморщив нос, отпрыгивал от меня:

– Фу, от тебя псиной несёт.

И всякий раз в такие моменты я замечала, как Славка мстительно ухмылялся.

Я пыталась не обращать внимания на насмешки, надеясь, что отсутствие реакции им надоест. Но, как назло, в школе царила смертная скука, и, похоже, я была единственным развлечением.

Моей настоящей отдушиной по-прежнему оставались собаки. Я старалась наведываться на пустырь каждый день, ближе к вечеру. Псы радостно встречали меня, наскакивали, каждый норовил потереться, подставить голову под мою ласкающую руку. Вожак, как и раньше, смотрел на меня как-то вскользь. Видно, ему, властелину стаи, негоже было открыто проявлять своё расположение ко мне. Однако теперь мне была открыта дорога в лес. Покормив собак, я частенько направлялась через пустырь туда, и тогда вожак поднимался и следовал за мной.

Я даже дала ему имя, назвала его Ветер. Мне тогда казалось, что ветер – это воплощение всего, чего я была лишена – силы, свободы, возможности легко перемещаться в пространстве. Именно это имя я и дала своему единственному другу. Ветер…

Когда я заходила в лес, Ветер, до этого трусивший у меня за спиной, вырывался вперёд и начинал идти рядом, опережая меня разве что на полкорпуса.

То ли от регулярного питания, то ли просто от незнакомого ему до сих пор человеческого внимания и участия, шерсть его стала как будто гуще, ярче, налилась блеском. И когда он выступал вот так, чуть впереди, выглядел даже красивым, несмотря на разбойничью морду и отсутствующий глаз.

Именно в лесу я научилась видеть его горделивую природную грацию. В посёлке, на загаженном пустыре, он и в самом деле казался ободранным бродягой, но здесь, в царстве природы, в нём проступала сила и грация прирождённого хищника, лидера, воина. И когда Ветер, статный, широкогрудый, большелапый, шёл по лесной тропинке или останавливался, настороженно подняв уши, или пригибался к земле, выслеживая добычу, я невольно замирала, заворожённая его мощной красотой.

Лес здесь был не такой, как дома: всё было чужим и неизведанным, и всякий раз, когда я шла сюда, у меня замирало сердце и по спине пробегал холодок.

Однако мой Ветер, казалось, взял на себя обязанности Гриши, сам определил себя на роль моего сопровождающего и защитника. Как-то раз, помню, я забралась в незнакомую мне до сих пор чащу. Стояла уже осень. Всю неделю до этого лили дожди, но сейчас вышло солнце, и весь лес засверкал под его ласковыми, но уже прохладными лучами яркими красками. Зазолотились прозрачные берёзы, вспыхнули рыжим огнем осины, заискрились непросохшие дождевые капли на тёмных тяжёлых лапах елей.

Тропинка, по которой мы шли с Ветром, свернула в сторону, я сошла с неё и побрела по раскисшему ковру из листьев, радуясь про себя, что, уходя из дома, отыскала в привезённой из Владивостока сумке старенькие резиновые сапоги.

Я полной грудью вдыхала особенный осенний лесной воздух. Пахло хвоей и прелью, смолой и недавним дождём. Я бездумно брела вперёд, когда вдруг услышала, что Ветер низко зарычал. Обернувшись, я увидела, что он остановился, ощетинился и припал к земле, глядя куда-то вперёд. Я проследила за его взглядом, на секунду испугавшись, что мы забрели в логовище опасных лесных животных, однако ничего странного не заметила.