– Сколько же ты ехал? – спросила я шёпотом.

– Позавчера вечером выехал, – ответил Гриша. – Мог бы быстрее добраться, но днём вчера сон сморил, понял – надо поспать, а то не доеду.

– И где ты спал?

– Да на обочину мотоцикл отволок и прикорнул в коляске, – просто объяснил он.

От услышанного у меня надсадно защемило в груди. Я представила себе, как Гриша, один, на этом старом разболтанном мотоцикле гонит по пустынным дорогам, мчится вдоль лесов. Я ведь знала, по каким глухим местам пришлось ему проехать, понимала, что с ним всякое могло случиться. Наши богом забытые края кишели дорожными бандами и контрабандистами. Полиции почти не удавалось контролировать преступность – да и как её будешь контролировать, когда кругом глухие леса. Выходило, что Гриша рисковал жизнью только ради того, чтобы добраться до меня.

– Дурак, – всхлипнула я, утыкаясь лицом ему в шею. – Это же очень опасно. Ты хоть представляешь, что было бы, если б ты погиб? Как бы я без тебя, а?

– Ну я же не погиб, – весело отозвался он. – И не погибну. Со мной ничего не случится, Рада. Я всегда буду рядом.

Я сильнее обняла его, и он как-то неловко покачнулся. И только тут я заметила, что он едва стоит на ногах от усталости. Господи, ведь он больше суток ехал ко мне! Толком не спал, не ел – перехватывал что-то на автомобильных заправках. Теперь вот подрался… И всё это – ради меня. А мне даже некуда было его привести.

– Гриша, ты сядь, – быстро заговорила я. – Нет, не сюда… Знаешь что, отойдём к соседнему дому. Подождём… Они сейчас все поедут провожать Виталика в военкомат, и я проведу тебя наверх.

– Хорошо, – отозвался он. – Ладно…

Мы так и сидели с ним на жёсткой скамейке, пока небо над посёлком не начало понемногу сереть – не светлеть, а выцветать, словно густая чернота размывалась водой. Гриша привалился к моему плечу и задремал. Я не чувствовала ни холода, ни усталости, словно он привёз с собой частичку давно потерянного дома.

Наконец, около шести утра я услышала, как из тёткиного подъезда начал выходить народ. Явиться в военкомат нужно было к восьми утра, а сам военкомат находился в Хабаровске, поэтому выдвигаться начали, как я и предполагала, за пару часов.

– Тише, – шепнула я Грише.

И выпрямилась, прислушиваясь.

Хлопнула дверь. Загомонили, выходя на улицу, поздние гости. Всхлипнула тётя Инга, хохотнул, видимо, уже оправившийся после ночной стычки Виталик.

– Да отвалите вы от меня, мне в школу надо, – рявкнул как всегда недовольный Славка.

– Гляди, каким ботаном заделался, – заржал Виталик. – Ничё, проводишь брата, никуда не денется твоя школа.

– А Ваньку кто в садик отведёт? – вдруг всполошилась Инга. – Где эта?..

– Да тут она где-то, придёт, не боись, – отмахнулся Виталик. – Загуляла небось!

Похоже, о своём ночном демарше он никому не рассказал, а разбитый нос объяснил случайной стычкой.

– Ладно, – протянула Инга. – Некогда рассуждать, ехать пора. Ох ты ж сыночек мой, бедненький!

И вся толпа, гомоня, потянулась к автобусной остановке. Когда все стихло, я взяла Гришу за руку. Он снова успел задремать, вздрогнул и посмотрел на меня ошарашенно, будто не до конца понимая, где находится.

– Пойдём, – позвала я. – Пойдём, все ушли. Ты поспишь!

В квартире царила тишина. В воздухе ещё плавал табачный дым, с кухни тянуло тяжёлым алкогольным запахом. Под ногой у меня чавкнула раздавленная сигаретная пачка. Гриша оглядывался по сторонам, кажется, поражённый тем, где мне приходилось жить. Несмотря на более чем скромную обстановку, в наших с ним домах всегда было чисто и аккуратно. Выцветшие обои всегда были бережно подклеены, порожки починены, полы чисто выметены. Это же жилище было похоже на вокзальную нищенку, расхристанную, пьяную и оборванную.

Гриша быстро опустил глаза, видимо, боясь обидеть меня своей реакцией.

– Раздевайся. Ты есть хочешь? – спросила я, подумав про себя, что, наверное, смогу отыскать что-нибудь уцелевшее.

Но Гриша лишь устало мотнул головой, и я поняла, что прежде всего ему нужно поспать. Я провела его в комнату.

– Ложись, – кивнула я на расстеленную постель. – Поспи, я буду рядом.

Он смущённо отвернулся от меня и принялся быстро стаскивать свитер. Я краем глаза поглядывала на него. На его широкую худую спину, шею, руки, плечи…

Через мгновение он уже лежал в постели под одеялом. В окно заглянуло утреннее солнце, и я наконец рассмотрела, какое осунувшееся у него лицо. Под ввалившимися глазами темнели круги. Я присела на край постели, и он взял меня за руку, переплёл наши пальцы.

– Спи, – снова сказала я, наклонилась и коснулась губами его лба. – Спи. Я здесь.

Он уснул практически моментально. Вот ещё секунду назад смотрел на меня из-под набрякших век, а затем они закрылись, и всё лицо его расслабилось, перестало быть хмурым и сосредоточенным. Кажется, я могла бы сидеть так вечность – просто глядеть на него, ощущая покой. Однако нужно было вести в детский сад Ваньку, а перед тем, как его будить, стоило хоть немного привести в порядок кухню.

Весь следующий час я разгребала оставшиеся после ночной вечеринки завалы. Собирала объедки и пустые бутылки, выметала мусор, мыла посуду. Потом быстренько сварила кашу для Ваньки и пошла будить малыша. Гриша всё еще спал, и я старалась двигаться и говорить как можно тише, чтобы не потревожить его сон, дать ему выспаться после долгой дороги.

Я присела на диван рядом с Ванькой и тихонько потрясла его за плечо.

– Просыпайся, Мышонок!

Ванька заворочался, потянулся и сел на постели. И тут же увидел спавшего в другом конце комнаты Гришу. Глаза его округлились от любопытства.

– Ой, а это кто? – спросил он.

– Это мой друг. Его зовут Гриша, – шёпотом ответила я. – Вставай, Мышонок, пора в садик.

– А он хороший? – с опаской поинтересовался Ванька.

– Очень, – кивнула я.

– А почему он спит? – не отставал пацаненок.

– Устал с дороги. Не шуми, – я сунула ему его колготки.

– А он теперь будет жить с нами? – продолжал Ванька, неловко одеваясь.

У меня тут же болезненно сдавило горло. Я как будто бы впервые поняла, что Гриша приехал не насовсем, что скоро он уедет, и всё снова станет как раньше. Я с трудом сглотнула комок в горле и пробормотала:

– Нет… Нет…

Ванька умылся, я быстро покормила его на кухне и отвела в детский сад, находившийся через дорогу. Возвращаясь домой, я думала о том, что мне придётся каким-то образом внушить тёте Инге, что Гриша проживёт у нас несколько дней.

В квартире было тихо. Уходя, я пооткрывала все окна, и перегар, остававшийся после ночи, выветрился. Теперь здесь пахло свежим осенним ароматом, и солнце, словно нарочно расстаравшись, ломилось в окно, золотистое и ласковое.