– Это моя квартира. Я тут живу. Уходите отсюда, иначе я вызову полицию.

– Слушай, крошка, это ты сейчас башкой треснулась или просто от рождения тупая? Здесь мы власть. Власть, понимаешь ты это?..

Она говорила еще что-то, но я видела только, что в верхней челюсти у нее недостает левого клыка.

– Уходите отсюда, – повторила я.

– Если отсюда кто и уйдет, так это ты, а не я.

Я проигнорировала ее слова и попыталась заглянуть в квартиру. Генеральша схватила меня за локоть.

– Эй-эй-эй, потише! Сама знаешь, что может случиться, если ты слишком разволнуешься.

– Мне нужны мои книги, моя посуда и мои вещи.

Она оглядела меня тупым, равнодушным, как у теленка, взглядом. Не выпуская моей руки, Генеральша приподняла подол блузки, с которой посыпались блестки, и я увидела револьвер. Он был заткнут за пояс легинсов, который так сильно сдавливал рыхлые бока Генеральши, что она напомнила мне оболочку сардельки, из которой выпирает сырой фарш.

– Видишь эту штуку, милая? – проговорила Генеральша, движением губ показывая на револьвер. – Если б я захотела, я могла бы засунуть его тебе в задницу и одним выстрелом разворотить тебе кишки. Слушай, может, мне так и сделать, а?.. Нет, пожалуй, не сегодня. Сегодня я добрая, и если ты уберешься подобру-поздорову и больше не будешь мне надоедать, я, так и быть, тебя не трону.

– Мне нужны мои книги, моя посуда и моя квартира. Верните мне мои вещи!

– Тебе нужны твои вещи? Ну подожди, сейчас ты их получишь… Венди, иди-ка сюда! – гаркнула она.

Из гостиной, волоча ноги, появилась Венди. Она была в коротко обрезанных джинсах, и я увидела, что ее бедра сплошь покрыты какими-то едва поджившими струпьями.

– Чего тут?

– Эта сеньорита говорит, что ей нужны какие-то книги и посуда. Она говорит, что это ее вещи. Сходи, принеси.

И Генеральша с вызовом посмотрела на меня. Отставив в сторону палку от швабры, она скрестила руки на груди, дожидаясь, пока Венди принесет мне мои вещи. Револьвер она оставила на виду, слегка завернув подол блузки и подсунув его под торчащую рукоять.

Минут через пять Венди вернулась. В руках она держала стопку из шести тарелок.

– Вот… И что теперь?..

– Дай мне. А теперь сходи за книгами, да поживее. Мы не можем ждать тебя весь день, да и сеньорита собирается уходить. Ведь ты уйдешь, как только получишь свое барахло, не так ли?

И Генеральша, взяв у Венди стопку тарелок, сделала вид, будто хочет отдать их мне. Тарелок было гораздо меньше, чем оставалось в нашем с мамой сервизе.

– Здесь не всё. Где остальное?

– В чем дело, крошка? Ты еще жалуешься? На, забирай свои тарелки!..

Генеральша слегка разжала пальцы, и тарелки одна за другой полетели на гранитный пол. Трах! Трах! Трах! Каждая тарелка разлетелась на кусочки.

– Тебе нужны были твои тарелки? Так забирай!

– Там несколько тонн книг, я не могу перенести их все. Вот что я нашла… – Это сказала Венди, вновь появляясь в прихожей. В руках у нее было пять или шесть томов.

– Дай сюда, а сама отправляйся на кухню, – велела Генеральша. – Ну-ка, что тут у нас?.. – Забрав книги у подчиненной, она сделала драматическую паузу, делая вид, будто рассматривает корешки. – Так-так-так… Осень па… парти…

– «Осень патриарха».

– Тихо, дорогая моя, тихо! Или ты думаешь, что я не умею читать?

– Честно говоря, я так и думаю.

– Так вот, детка, я умею. И сейчас я тебе это докажу. Устрою маленькое представление специально для тебя. Я прочитаю тебе какое-нибудь стихотворение.

Она открыла книгу и, держа ее за крышки переплета, одним движением разорвала надвое. Корешок хрустнул в ее огромных руках, страницы посыпались, словно листья с дерева. Как ни странно, я не чувствовала ни досады, ни злости, только глубочайшую усталость. С меня было довольно.

Генеральша злорадно захохотала.

– Смотри, как я обошлась с твоими вещами! – воскликнула она, топча шлепанцами осколки севильских тарелок. – Вот что делает с нами голод, моя дорогая. А мы голодны. О-чень го-лод-ны! – Эти слова она произнесла раздельно, почти по слогам, явно желая придать им особое значение. Я знала эти слова – с их помощью команданте оправдывал все: и воровство этих женщин, и то, как он получал на выборах их голоса: «Когда я приду к власти, – говорил он, – никто больше не будет воровать оттого, что он голоден!»

– …Ты-то, конечно, не знаешь, что такое голод, – продолжала Генеральша. – Ты не знаешь, что это такое. А мы знаем. Вот так-то, детка. Го-лод… Мы очень голодны.

Она театрально рассмеялась, поглаживая револьвер.

– Теперь эта квартира наша, детка. Как и все остальное, она всегда была нашей, а ты отняла ее у нас.

Я посмотрела на разбитые тарелки, на рассы́павшиеся по полу страницы, на короткие толстые пальцы с обгрызенными до мяса ногтями, на шлепанцы, на бабочек на блузке моей матери. Потом я поглядела Генеральше в глаза, но она выдержала мой взгляд. По-видимому, она была очень довольна собой, и я снова почувствовала во рту металлический привкус.

И тогда я плюнула ей в лицо.

Генеральша отерлась рукавом и медленно, очень медленно потянулась к револьверу. Последним, что я запомнила, был тупой звук удара, когда рукоятка револьвера опустилась мне на голову.

* * *

Мы ели пережаренную курицу с маисовыми лепешками-хальякитас. В руках у нас были пластиковые вилки, а губы мы вытирали грубыми бумажными салфетками. Это был наш последний перекус перед возвращением в Каракас. Погода стояла жаркая, и цикады в кронах деревьев пели как сумасшедшие, стараясь вызвать дождь. В воздухе пахло бензином, пропаном, машинным маслом и свиными поджарками.

– Ты не хочешь отложить это яйцо даже для того, чтобы поесть? – насмешливо спросила мама. – Положи его на стол и покушай как следует. Ничего с ним не случится. И не забывай пользоваться вилкой и салфетками.

– Если я положу его на стол, оно может покатиться и упасть. И тогда цыпленок внутри него умрет.

– Чтобы этот цыпленок наклюнулся, нужна температура, как у мамы-наседки. Он не вырастет, даже если ты будешь держать его в руках.

– Нет, вырастет! И тогда у меня будет свой маленький желтенький цыпленочек, вот увидишь!

Я нехотя откусила кусочек лепешки, чтобы мама отстала. Потом мы собрали наши картонные тарелки и выбросили в мусорный контейнер, переполненный объедками свинины, кровяной колбасы и жареных бананов, которыми питались бездомные собаки. К автобусу нужно было идти мимо длинного ряда ларьков, где продавались запыленные и покрытые копотью мягкие игрушки, лотерейные билеты и кассеты с записями народной музыки. Мои ноги сами остановились перед прилавком с местными лакомствами. Мухи и осы так и вились над домашнего изготовления карамелью, кокосовыми конфетами, пюре из гуайявы и липкими рулетиками, истекавшими коричневой патокой.