– Как и говорилось ранее, речь идет о муляже бомбы, который в прошлое воскресенье подложили в чемодане к детсаду на улице Лавон в Холоне, – начал инспектор. – Прочесывание местности особых результатов не дало, но был задержан подозреваемый – на основании невнятных показаний соседки, уверявшей, что она видела человека, этот чемодан подбросившего. Подозреваемый допрошен мною и отпущен, но продолжает оставаться под наблюдением. За неимением фактических находок или каких-то разведывательных данных расследование концентрируется на возможных мотивах для подкладывания муляжа. В первые дни я пошел в нескольких направлениях: детсад, дом, во двор которого подложен чемодан, и винная лавка «Вина города» в соседнем доме.

– Что еще за лавка? – спросил Сабан, и Авраам удивленно посмотрел на него.

Эяль Шрапштейн тоже участвовал в заседании отдела – Авраам встретился с ним впервые после возвращения. Тот вернулся из семейного отпуска в Тоскане, загорелый, улыбчивый, с выгоревшей на солнце шевелюрой. Войдя в зал заседаний и увидев Авраама, он сказал ему: «С приездом!» – и совершенно спокойно уселся на соседний стул.

– В канун праздника произошел некий прорыв в расследовании, и сейчас я с полной уверенностью могу сказать, что муляж как-то связан с детсадом, – продолжил инспектор. – Заведующая садом отрицала тот факт, что ей поступали угрозы, но при допросе ее помощницы, девушки, работающей в том же детсаду, я узнал, что после того, как подложили муляж, в сад позвонила женщина, предупредившая, что чемодан – это лишь начало.

Сабан перестал стучать ручкой по столу и спросил:

– Женщина?

– Да, – коротко ответил Авраам.

– Очень странно.

– Да, очень. Кроме того, мне стало известно по меньшей мере о двух конфликтах, связанных с заведующей садиком, или о двух стычках, когда родители грозили ей или словесно нападали на нее. Сегодня их вызовут на допрос. На данный момент это главное направление, а завтра или послезавтра, после допросов обоих родителей, будет вызвана заведующая детсадом для дачи дополнительных показаний.

– Что еще известно о содержании угрозы? – спросил Шрапштейн.

– Ничего, – ответил Авраам. – По телефону было сказано: «Это только начало». Поэтому я считаю, что патрулирование на этой улице следует усилить. Это может отпугнуть преступника или преступников, а также успокоить родителей. И, как мне кажется, нужно добавить людей и срочно продвинуть расследование. Чтобы исключить эту угрозу.

Эяль улыбнулся, и Авраам заметил у него на правом запястье новые часы в золотом корпусе и с кожаным ремешком.

– А ты не подумал, что это может быть звонок-розыгрыш? У нас есть опыт с такими идиотами, – сказал Шрапштейн.

Только лишь Авраам открыл рот, чтобы ответить, Сабан прервал его. Пропустив реплику Эяля, он сказал:

– Может, стоит закрыть детсад? На кой мне надо, чтоб подложили настоящую бомбу, когда там дети?

Инспектор был готов к тому, что новый шеф предложит что-то в этом роде.

– Не думаю, что стоит так делать, – возразил он. – Ощущению личной безопасности жителей это не поможет – наоборот, нарушит рутину их жизни и лишь усилит страх.

Сабан поглядел на него с уважением.

– Кроме того, для меня объект – заведующая садиком, – добавил Авраам. – У меня есть ощущение, что она знает, кто подбросил этот чемодан. Я хочу, чтобы Хава Коэн созрела, поняла, что она у нас на прицеле, и завтра или послезавтра, когда я узнаю побольше, я приглашу ее на дополнительный допрос.

Только в праздничные дни до него впервые дошло: воспиталка утверждает, что между чемоданом и ее садиком нет никакой связи, не потому, что верит в это или боится, что поиск такой связи напугает родителей. Она сказала это только потому, что знает про эту связь. Прекрасно знает, кто подложил чемодан и кто пригрозил по телефону. Инспектор еще не мог сказать наверняка, сделала ли она это, потому что боялась угрожавшего ей человека, или потому что ей было что скрывать.

В зал заседаний вошла секретарша Сабана, которая поставила перед шефом чашку горячей воды и несколько рогаликов и что-то шепнула ему на ухо.

– Хорошо, Ави, прекрасно. Прекрасная работа, – сказал он. – Продолжим?

Авраам не успел ответить на вопрос Шрапштейна и сказать, что телефонный звонок – это, возможно, важное сообщение, а его просьба присоединить к делу еще одного следователя была временно отклонена из-за нехватки рабочих рук.

В продолжение заседания инспектор Эрез Инли доложил, что собирается закрыть дело о вооруженном ограблении банка «Игуд». Один из двух подозреваемых по-прежнему все отрицал, но второй на допросе раскололся.

– Это займет еще денек-другой, не больше, – пообещал Инли.

Шрапштейн был назначен главой специальной следственной группы, которой предстояло расследовать покушение на улице Шенкар. Подстреленный там уголовник был всем хорошо известен и в расследовании участвовать отказался. А из опроса очевидцев выяснилось лишь то, что стрелявший ехал на сером скутере «Ямаха T-Max» со скрытым номером и что на нем была черная футболка с изображением петуха и словом «POLSKA».

– Что значит «POLSKA»? – поинтересовался Бени.

– Мы проверили. Это означает Польша. По-польски, – ответил кто-то из группы.

Сабан снова заморгал.

– Польша? Страна? Сколько народу носит такие футболки? Просто выясните, где такие футболки продаются и кто покупатели.

Во время заседания новый начальник, по крайней мере, дважды спрашивал мнение Авраама, даже когда речь шла о других делах.

* * *

Хаим Сара вошел в кабинет в половине первого. Худой, с прямой спиной, выше среднего роста, чисто выбритый. Он был гораздо старше, чем предполагал Авраам, и волосы у него были седые. Одежду, на взгляд инспектора, он носил очень поношенную: узкие коричневые брюки с таким же коричневым кожаным ремнем, рубашка на пуговицах, которая из-за долгой носки и многих стирок превратилась из белой в серую, с потертым воротничком, и коричневые, до блеска начищенные ботинки. Было ему за пятьдесят, и он занимался кейтерингом[5]. Проживал на улице Аронович в Холоне, примерно в двухстах метрах от того места, куда подложили чемодан. Аврааму показалось, что он уже где-то видел этого человека, но где и когда, он не помнил.

Инспектор позвонил ему в двенадцать, и, к его удивлению, Сара сказал, что может приехать в участок через полчаса. Авраама смутило кое-что еще, чему он не мог найти объяснения. На его вопросы Хаим давал короткие, очень сжатые ответы. Некоторые фразы обрывались посередине, будто он не знал, чем их закончить, к тому же голос его звучал очень глухо, и была в нем напряженность, которая особенно чувствовалась во взгляде. Но он не лгал и ничего не скрывал. Его ответ затянулся только один раз – полицейскому показалось, что этот человек избегает говорить прямо.